Че жил в Праге сначала на конспиративной квартире (которую в 1964 году использовала и Таня), потом его перевели на небольшую виллу в восточных предместьях Праги. Этот дом в 1930-е годы построил для себя чешский политик Ярослав Крейчи, который при немцах возглавлял правительство «протектората Богемии и Моравии». После войны вилла перешла в ведение МВД Чехословакии и использовалась в рамках акции «Мануэль».
В апреле 1966 года, несмотря на первоначальное сопротивление Че (он думал, что вот-вот уедет в Боливию), к нему в Прагу прилетела Алейда. Че также не исключал, что в чехословацких спецслужбах (иногда их сотрудники казались ему слишком «буржуазными» по поведению) могут быть западные агенты. Поэтому он писал жене: «Неправда, что я не хочу тебя видеть и что я намерен сбежать от тебя… Я приехал сюда, чтобы придать делу ход, и до некоторой степени мне это удалось. Не думаю, что твой приезд имеет смысл. Тебя могут обнаружить (чехи или наши враги). Твое отсутствие на Кубе будет немедленно замечено. Кроме того, такое путешествие слишком дорого, и это меня расстраивает. Если Фидель хочет, чтобы ты приехала, то это — на его усмотрение (он может взвесить все факторы) и он может принять решение…»471
Фидель это решение и принял — он всегда считал, что Алейда лучше других рассеет пессимизм Че, который уже начал нервничать, потому что дела в Боливии шли не так быстро, как ему хотелось бы.
Первую неделю Алейда и Че жили в маленькой квартире, в которой она уже останавливалась на пути в Танзанию. В их распоряжении была одна ванная, которую использовали так же как кухню. Затем оба переехали на упомянутую выше виллу, которой управлял мужчина с дочерью, страдавшей отставанием в умственном развитии. Они готовили для гостей.
Время от времени в дом приезжали кубинцы, отобранные Че для миссии в Боливии.
По вечерам обитатели таинственного дома играли в карты, что Алейде очень не нравилось, так как она постоянно проигрывала, хотя Че во время игры всегда пытался выручить жену. Помогал он ей и на стрельбище, где кубинцы тренировались, чтобы не потерять навыка. Виллу окружал прекрасный сосновый лес, который очень нравился Че. Он любил лежать на траве и мечтать о чем-то своем. В этом же лесу Че часто проводил конфиденциальные беседы со своими товарищами — он не исключал, что в вилле размещена подслушивающая аппаратура. В целом он доверял чехословацким коллегам, но все же действовал по принципу «береженого бог бережет». Ведь могло же случиться, что кто-нибудь из чехов возьмет да и перебежит на Запад.
И Алейде, и Че очень нравилась Прага. Иногда они «сбегали» из виллы и бродили по старинному спокойному городу. Ели они в одном и том же ресторане, и Че всегда заказывал бифштекс из говядины. Как-то раз он решил блеснуть перед женой познаниями во французском и заказал на этом языке другое блюдо. Но кельнер, видимо, наречия Вольтера и Гюго не знал — во всяком случае, он принес постоянным гостям их обычный бифштекс.
Они ходили на футбол, посетили известную пражскую пивную «У Флеку», осмотрели места, связанные с жизнью Гашека и Кафки.
Как-то они выехали за город и остановились в маленьком симпатичном мотеле. Оба вслух мечтали, что когда-нибудь снова приедут сюда, но сами же понимали, что эта мечта вряд ли когда-нибудь сбудется. Не сбылась и их мечта посетить Карловы Вары — туда очень хотел поехать Че.
Поначалу Че в Праге опекал Улисес Эстрада, но его импозантный вид (красивый, кудрявый, темнокожий) привлекал внимание. В ресторанах официантки так и норовили до него дотронуться, и Че шутил, что вот, мол, до чего дошла жизнь — черные стали лучше белых. В марте слишком приметный для Праги Эстрада уехал в Гавану, его сменил на короткое время Ариэль, затем — Карлос Коэльо (Тума). Как только Эстрада прибыл в Гавану, его назначили начальником Департамента МВД, занимавшегося поддержкой национально-освободительных движений в Африке.
В конце апреля 1966 года в Прагу приехал Диосдадо, которому поручили провести «преображение» Че для поездки в Боливию. Че не раз спрашивал Диосдадо о положении Тани в Боливии, причем только во время прогулок вне дома — он очень боялся «засветить» разведчицу. Такие предосторожности казались Диосдадо излишними — канал акции «Мануэль» до сих пор работал отлично. Че узнал о поездке Тани в Мексику и о сработанном для нее новом аргентинском паспорте. Но боливийское гражданство, с его точки зрения, было бы предпочтительнее.
Указания Че насчет Тани были весьма строгими — ей нельзя было давать ни одного поручения, которое могло бы привести к ее разоблачению. Он очень интересовался, не заставила ли ее кубинская разведка «выйти замуж», и успокоился лишь тогда, когда Диосдадо заверил его, что она сама приняла это решение. Че просил также по возможности опекать родителей Тамары в ГДР. Ему также не давала покоя мысль, знают ли чехословацкие спецслужбы, что Таня именно в Боливии — ведь она уезжала на задание из Праги. Диосдадо заверил, что чехи этим не интересовались и им никто не говорил.
В конце мая 1966 года Че узнал, что вновь возникла серьезная вероятность нападения на Кубу со стороны США. 21 мая морской пехотинец США убил кубинского солдата, охранявшего подступы к базе Гуантанамо. Американцы утверждали, что солдата убили на территории базы, но никак не могли объяснить, почему труп лежал снаружи. С учетом напряженной ситуации Че предложил Алейде уехать на Кубу раньше, чем планировалось (2 июня)
[287]. Он заверил, что если американцы все же нападут на Кубу, то он вернется на остров и будет защищать его с оружием в руках.
За день до отъезда Алейда купила мужу запонки, специально выбрав самые маленькие, которые Че мог бы без проблем носить с собой в самых сложных партизанских условиях. Они опять прощались навсегда, но им еще было суждено встретиться.
В дело вновь вмешался Фидель, от которого Рамон (Че) получил подробное письмо:
«Дорогой Рамон,
…мне кажется, что, учитывая деликатную и тревожную ситуацию, в которой ты там оказался, тебе лучше подумать о том, чтобы подскочить сюда.
Я очень хорошо сознаю, что ты с особенной неохотой рассматриваешь любые варианты, предусматривающие возвращение на Кубу в настоящее время…
Но если проанализировать все трезво и объективно, это как раз мешает твоей цели; даже хуже — подвергает ее риску. Мне сложно согласиться с мыслью, что это правильно, или может быть оправдано с революционной точки зрения. Твое местонахождение в пункте на полпути лишь увеличивает этот риск; это делает гораздо более сложным выполнение практических задач, которые надо решить; и вместо того, чтобы ускорить реализацию планов, все это их только замедляет; больше того — это подвергает тебя периоду неоправданно тревожного, неопределенного и нетерпеливого ожидания.
И зачем все это нужно? Это не вопрос принципа, чести или революционной морали, что могло бы предотвратить эффективное и тщательное использование тобой возможностей, от которых точно зависит достижение твоей цели. Здесь нет места обману, введению в заблуждение… народа Кубы или мира… надо использовать объективное преимущество возможности приехать и уехать отсюда, планировать, координировать, подбирать и тренировать кадры и делать отсюда все возможное, что ты можешь достичь из другого места лишь с большими трудностями…
