Новый офис Че располагался в современном тринадцатиэтажном здании, которое при Батисте построили для мэрии Гаваны.
Состоявший сначала из пары человек
[142] Департамент промышленности ИНРА активно взялся за дело. Фидель согласился с предложением изучить и при необходимости пересмотреть условия концессий, выданных при Батисте американским компаниям в сфере связи, электроэнергетики и горнодобывающей промышленности.
Концессии были пересмотрены.
Куба являлась для США важнейшим поставщиком кобальта и никеля
[143]. И этот кубинский никель полностью принадлежал американскому тресту «Фрипорт сульфур», который через свои дочернии компании на Кубе («Кьюбен майнинг», «Никаро никель». «Моа бей никель» и «Америкой никель») эксплуатировал на концессионных началах два завода по выработке никеля в Моа и Никаро. Правительство США имело контракт на закупку до 1965 года 123 тысяч тонн никеля, который американцы использовали в основном в военной промышленности.
27 октября 1959 года по инициативе Че был принят закон номер 617 о проведении нового учета отданных в концессию рудников. Согласно закону, концессионеры должны были выплачивать Кубинскому государству, кроме ежегодного налога на землю, еще 5 процентов среднегодовой стоимости добытой руды, а в случае экспорта — 25 процентов стоимости.
В ответ американские компании перешли к открытому саботажу и заявили, что не будут отгружать никель до 1960 года.
Одним из первых посетителей, кого Че принял в новом качестве, стал первый советский «официальный» представитель на Кубе — корреспондент ТАСС Александр Иванович Алексеев
[144]. Он прибыл на Кубу 1 октября 1959 года и первым делом провел беседы с лидерами НСП. В Москве на тот момент уже знали, что главными сторонниками социализма в кубинском руководстве являются Рауль Кастро
[145] и Че Гевара. Поэтому визит Алексеева к Че был запланирован заранее.
Че, как и Сталин, работал ночами напролет и поэтому принял советского гостя в 2 часа ночи 13 октября. Че был искренне рад, он расспрашивал Алексеева о событиях на своей родине, Аргентине, где тот недавно работал. Уже скоро собеседники перешли на «ты». Алексеев, увидев работавшую в кабинете красивую блондинку, шутливо упрекнул Че, что он борется против эксплуатации, а сам нещадно эксплуатирует своих сотрудников. Че улыбнулся: «Ах да! Ты прав, но это не только моя секретарша, но и моя жена».
Че просил передать в Москву, что кубинская революция истинно народная, антиимпериалистическая и антиамериканская, но она не сможет победить без помощи социалистического содружества. При этом Че подчеркнул, что это его личное мнение.
Че обещал Алексееву устроить встречу с Фиделем, о политических взглядах которого в Москве пока знали довольно мало. Че сдержал слово уже через три дня. Беседа с Фиделем прошла в том же здании ИНРА (присутствовал директор ИНРА Нуньес Хименес — неформальный министр экономики) и сразу приобрела дружеский характер, не в пример переговорам кубинского лидера с Бонсалом. Увидев принесенную русским гостем водку и икру, Фидель предложил все это немедленно попробовать. Как и большинство кубинцев той поры, Фидель знал о России в основном по американским СМИ, твердившим, что русские — люди отсталые и никаких хороших товаров у них быть не может. Но водка и икра ему так понравились, что он сказал Хименесу: «Нуньес, советские товары ведь прекрасны, не правда ли? Я их еще не пробовал. Думаю, нам стоит возобновить торговые отношения с Советским Союзом»235.
Однако попытку Алексеева поставить вопрос о восстановлении дипломатических отношений Фидель отвел: пока не время. Кубинский народ еще слишком пропитан антикоммунизмом, который ему привили американцы. Фидель процитировал Ленина — массы сначала надо подготовить. В отличие от Че, он не употреблял в беседе слова «социализм», но говорил, что на Кубе строят общество, где не будет эксплуатации человека человеком.
Нуньес Хименес предложил в качестве первого шага новых кубинско-советских отношений привезти в Гавану из Мехико открывшуюся там советскую торгово-промышленную выставку. В Мексике выставку открывал Анастас Иванович Микоян
[146] — второй после Хрущева человек в тогдашнем советском руководстве. Фидель сразу же согласился с Нуньесом Хименесом и пригласил Микояна в Гавану.
Это был блестящий ход: что могли возразить американцы, если выставка уже гостила во вполне проамериканской Мексике?
Алексеев вылетел в Мехико, в душе сомневаясь, что Москва решится на такой спонтанный шаг. Однако Хрущев уже испытывал к кубинской революции искреннюю симпатию и немедленно дал Микояну «добро» на посещение Кубы.
Американцы полностью «проспали» Алексеева, хотя ранее внимательно следили за приездом на Кубу группы китайских журналистов, и Бонсал выражал Фиделю на сей счет «обеспокоенность».
Первый контакт с советским представителем сильно укрепил веру Фиделя в то, что Куба уже не находится один на один с США. Сразу же после беседы с представителем ТАСС было объявлено о замене министерства национальной обороны на министерство революционных вооруженных сил. Отныне в новом ведомстве были сконцентрированы все вооруженные органы Кубы, включая полицию. Сменилось не только название — министром стал не любимый американцами Рауль Кастро, которого, как и Че, они постоянно подозревали в коммунистических убеждениях. Бонсал писал в Вашингтон, что Рауль «экстремист-левак и часто говорят, что он коммунист. Это тревожное развитие событий»236.
Но Фидель опять продемонстрировал недюжинное дипломатическое мастерство и 19 октября выступил на английском языке перед Американским обществом турагентов. Речь произвела крайне благоприятное впечатление, и Кастро завалили просьбами об автографах. Полтора часа кубинский лидер расписывался на значках и долларовых банкнотах. На последовавшем приеме к Бонсалу подсел «экстремист» Рауль Кастро: «Он был очень сердечен и дружелюбен. Он отказался от бокала вина, заявив, что только что всей кубинской армии приказано воздержаться от употребления алкогольных напитков на два года (и в этом отношении Рауль и Че были единомышленниками. — Н. П.)… Рауль Кастро выразил заинтересованность во встречах со многими аккредитованными здесь военными атташе, в том числе и с американскими»237. Под конец беседы Рауль пригласил очарованного им Бонсала на морскую рыбалку.
