Но в том же месяце (октябрь 1959 года) по кубинской революции все же был нанесен сильнейший удар.
Фидель первоначально приказал арестовать Матоса Камило Сьенфуэгосу. Тот прилетел в Камагуэй, быстро взял ситуацию под контроль и 23 октября по телевидению разъяснил жителям провинции произошедшие события. Камило был, пожалуй, на тот момент самым популярным человеком на Кубе после Фиделя и Че. Кубинцам нравились его бесшабашная смелость, скромность и веселый нрав. Сьенфуэгос не был коммунистом, однако был, бесспорно, настроен на глубокие социальные преобразования. Он не только уважал, но и искренне любил Че, и эти чувства были взаимными.
28 октября 1959 года Камило Сьенфуэгос вылетел из Камагуэя в Гавану на самолете «Цессна 310». Самолет исчез, хотя по радиосвязи не подавал никаких просьб о помощи. Его искали несколько дней, но так и не нашли.
С тех пор на Западе распространена версия, что Сьенфуэгоса «убрал» Фидель, якобы завидуя его популярности. Эта версия откровенно бредовая, если учесть, что у Камило не было никаких политических амбиций. Как и Че, он очень скромно относился к своим способностям и не хотел занимать никаких государственных постов.
Скорее всего (если проводить расследование по проверенному временем принципу «ищи, кому выгодно»), Сьенфуэгоса убрали противники Кастро. Либо люди Матоса смогли на аэродроме Камагуэя повредить самолет, который потом потерпел крушение над морем, либо «Цессну» сбили ВВС Трухильо. Доминиканский диктатор мог получить информацию о полете от людей того же Матоса.
Че так откликнулся на смерть своего друга: «Камило свято чтил верность. Он был верен и Фиделю, который, как никто другой, воплощает в себе волю народа, и самому народу. Народ и Фидель — одно целое. Именно этим руководствовался в своей деятельности непобедимый партизан. Кто убил Камило? Лучше спросим: кто уничтожил его физически? Ибо в памяти народной такие люди не умирают.
Его убил враг, убил потому, что хотел его смерти, убил потому, что абсолютно надежных самолетов не бывает, потому, что пилоты не могут предугадать всех случайностей, потому, что, обремененный работой, он намеревался быть в Гаване за несколько часов. Наконец, его убил собственный характер. Камило никогда не отступал перед опасностью, он смело смотрел ей в глаза, заигрывал с нею, дразнил ее, как тореадор, и вступал с нею в единоборство. В его сознании партизана не укладывалось, что какое-нибудь препятствие может остановить его или заставить свернуть с намеченного пути»245.
С начала 1960 года американцы в отношении Кубы уже перешли к силовой политике. «Неопознанные» самолеты стали бомбить национализированные сахарные заводы. ФБР прекратило чинить любые, даже минимальные препятствия антикастровской эмиграции в Майами, а ЦРУ приступило к объединению этой эмиграции в единую политическую силу. Фиделя решили победить так же, как он победил Батисту — организовать вооруженное вторжение на Кубу с моря в расчете на помощь внутренней оппозиции.
В то же время Кубе предполагалось предъявить ультиматум: Гаване следовало немедленно начать компенсировать ущерб экспроприированным американским собственникам. Для этого Кубе «советовали» ввести экстраординарный налог на экспортируемый сахар (1–1,5 цента за фунт) и все поступления от него направить на компенсацию. Госдепартамент предложил президенту США начать массированное пропагандистское контрнаступление против Кастро, используя в том числе и «подчищенные» материалы американской разведки246. Уже в январе 1960 года в конгресс следовало внести законопроект о сокращении закупок кубинского сахара.
Все это было частью программы «План действий против Кубы», разработанной госдепартаментом.
8 января 1960 года на совместном совещании ответственных представителей госдепартамента и ОКНШ обсуждалось уже возможное «посткастровское» руководство Кубы. Генерал Лемницер выразил обеспокоенность тем, что кубинцы по всему миру ищут оружие. Руботтом «успокоил» генерала — у Кубы нет денег. Но американские военные были куда как дальновиднее американских дипломатов. Адмирал Берк выразил мнение, что кубинцы могут купить оружие и нефть у русских247. Однако Руботтому все еще казалось «сомнительным», что русские зайдут так далеко «на нынешней стадии».
Но русские зашли.
4 февраля 1960 года советская делегация под руководством Микояна вместе с выставкой прибыла в Гавану
[152]. Со стороны Москвы это был необычный и недвусмысленный жест доброй воли — столь высокопоставленный советский представитель приехал в страну, где даже не было советского посольства. Первоначально выставку хотели открыть 28 ноября 1959 года, но в это время в Гаване проходил конгресс католиков, и кубинское руководство опасалось антикоммунистических провокаций. По улицам кубинской столицы прошли с факелами сотни тысяч человек, которых ЦРУ могло бы легко перенаправить против «безбожных советских коммунистов».
В качестве личного переводчика Микояна в Гавану приехал старый знакомый Че — Николай Леонов, учившийся в то время в разведшколе КГБ СССР. Он навестил Че, который в то время жил в бывшем военном городке «Сьюдад-Либертад» на западе Гаваны. Когда Леонов в обед приехал к Че, чтобы вручить подарок (пистолет), команданте еще спал. Он спросил Че, всерьез ли на Кубе собираются строить социализм. Последовал утвердительный ответ. Че напомнил другу, что брал у него советские книги в Мексике именно для того, чтобы знать, какое общество строить.
Выставка имела грандиозный успех — сотни тысяч кубинцев собственными глазами увидели передовой уровень советской промышленности. На выставке демонстрировались модель первого искусственного спутника Земли, макеты советских заводов и жилых домов, а также изданная в Советском Союзе литература на испанском языке
[153].
Беседы с Кастро произвели на Микояна самое благоприятное впечатление. Он сообщил Хрущеву, что Фидель — настоящий революционер, «такой же, как мы».
13 февраля 1960 года было подписано советско-кубинское торговое соглашение, согласно которому СССР обязался закупить по миллиону тонн кубинского сахара в течение последующих четырех лет. 20 процентов сахара оплачивалось в свободно конвертируемой валюте, остальное — советскими товарами. Кубинцы (за это отвечал Че) намеревались купить в Советском Союзе машины и оборудование, нефть и нефтепродукты, пшеницу, бумагу, цветные металлы.
Кроме того, Кубе был выделен льготный кредит (под 2,5 процента годовых на 12 лет) в объеме 100 миллионов долларов — очень большие деньги для кубинской экономики того времени. Че планировал направить кредит на индустриализацию Кубы, а точнее — на строительство первого в стране сталелитейного завода.
Кстати, ЦРУ ошиблось с прогнозами насчет советских кредитов Кубе. 21 января 1960 года на заседании СНБ США глава американской разведки Аллен Даллес утверждал, что русские, «вероятно», дадут Кубе не более 5–6 миллионов долларов248.
