– Потерпи, пожалуйста, – мягко сказал Раза.
Вэл громко застонала, кусая губы, когда на рану щедро полился самогон.
– Раза! Хватит! – Вэл, дрожа от боли, попыталась выдернуть руку, но он держал ее крепко, как в тисках.
– Валлери, прошу тебя. Иначе нельзя, – приподнимая полное тревоги лицо, попросил Раза.
Вэл устало прикрыла веки.
Раза обратился к ней полным именем. И звучало оно в его устах… удивительно приятно.
Стоило быть послушной, стиснуть зубы и немного потерпеть.
Она хотела малого: чтобы новая пытка быстрее закончилась, а затем лечь в кровать на втором этаже этого дома и ощутить на своей талии обнимающую ее руку.
Вот и все.
– Ты что собрался делать? – с трепетом спросила Вэл, открывая глаза и наблюдая, как Раза выуживает из бинта кривую иглу с вдетой в нее длинной нитью.
– А ты как думаешь? – хмуро спросил он. – Сиди тихо и не дергайся.
Вэл отвернула голову, не сдерживая стона, стискивая зубы, когда игла прошла сквозь кожу. Раза потянул нить, стягивая края раны.
Боль, казалось, дробилась и дробилась, распространяясь на все тело. Вэл молчала, слушая гудящую в висках кровь.
«Терпела и не такое», – вдруг подумала она, вспоминая сломанную руку.
Как все интересно устроено в жизни. Тогда Раза тоже был тем, кто причинял ей боль, а теперь он, склонившись над ее рукой, вновь делает больно, только с самыми лучшими побуждениями.
– Ты точно какая-то ненормальная, – сказал он, и Вэл повернула к нему голову, смотря в черные глаза.
– Почему?
– Потому что ты сидишь и улыбаешься, когда я зашиваю тебе руку. – Раза чуть наклонил голову и откусил кончик нити. – Готово. Скоро будешь как новенькая, осталось забинтовать.
– Спасибо за Раша, – тихо сказала Вэл, и Раза поймал ее взгляд.
– Наш псарь позаботится о нем, – ровно ответил он, протягивая руку за бинтом.
Вэл сделала глубокий вдох и прижалась гудящим затылком к высокой спинке.
Она уже была согласна закрыть глаза и заснуть прямо в кресле вот так, не двигаясь, слушая затихающую боль в запястье и будучи убаюканная теплом горящего камина.
Рука Раза дотронулась до ее ладони, переплетая их пальцы и чуть приподнимая раненое запястье себе навстречу. Влажный горячий язык коснулся раны, слизывая выступившие капли крови поверх тонких аккуратных стежков черной нити.
Вэл опустила глаза, шумно сглатывая. Сонная поволока рассеялась, словно подхваченная порывом ветра. Сердце жалобно заныло, истерзанное болью и переживаниями.
Черные волосы закрывали от нее глаза Раза, низко склонившегося к ее руке.
– Ра, что ты делаешь? – сипло спросила Вэл, изумленно наблюдая за ним.
Он медленно отстранился, поднимая черные, прищуренные, полные животного желания глаза.
– Ничего особенного, – хрипло ответил он, облизывая языком испачканную в крови нижнюю губу, – просто пробую тебя на вкус.
Глава 20
– Ра, – Вэл замерла в нерешительности, раздумывая, озвучить ли то, что так и просилось слететь с языка, – я хотела тебя попросить…
Пальцы сжались на перилах лестницы. Она чуть наклонила голову, разглядывая деревянные ступени.
Волнение скрутило живот узлом, отдаваясь легкой тошнотой.
– Да? – Раза хлопнул дверцей буфета, убирая бутыль, смял в шарик остатки бинта и ловко кинул его в большую плетеную корзину для мусора, незаметно притулившуюся в углу.
– Ты можешь сегодня ночевать со мной? – на одном дыхании быстро спросила Вэл, с замешательством в глазах смотря на него.
«Давай, отшутись. Скажи, что я зайчишка, которая так перенервничала, что боится спать одна».
Но ему вновь удалось удивить ее.
– Хорошо. – Раза опустил голову, ладонью сметая с поверхности стола невидимые крошки. – Иди ложись. Я уберусь и приду. Буквально пять минут.
Вэл скомканно улыбнулась, развернулась и направилась вверх по лестнице.
Рука болела неприятной дергающей болью. Вэл поморщилась, открыла глаза и посмотрела на перебинтованное запястье. Темных пятен на повязке не наблюдалось, что, видимо, следовало считать хорошим знаком.
Она заерзала, стараясь лечь удобнее. Тяжелая рука Раза, лежащая на бедре поверх одеяла, казалось, весила больше, чем ее обладатель. Стараясь не разбудить Раза, Вэл аккуратно убрала ее, положив на одеяло рядом, и облегченно вздохнула, словно скинула с себя полный мешок камней.
Удивительно, но когда они засыпали, объятие Раза совсем не казалось неудобным. Наоборот, без него Вэл просто не могла дышать.
Когда Раза поднялся наверх, Вэл, закутавшись по самую шею, тряслась от охватившего озноба, чуть ли не стуча зубами. Она знала, что в комнате было тепло – камин еще горел, потрескивая сухими поленьями, но лихорадило ее знатно.
Раза глубоко вздохнул, оценив ситуацию, переоделся в легкие домашние штаны и лег рядом, обняв ее со спины и крепко прижав к себе. Вэл согрелась не сразу, но постепенно мучительный озноб прошел. Она сама не заметила, как заснула, спрятавшись от всего мира под надежной рукой обнимавшего ее мужчины.
А теперь ей было жарко. Она подложила руку под подушку, спустила одеяло, оголив плечи, и вздохнула, смотря в никуда. Камин давно погас, погрузив комнату в непроглядную тьму. Ставни на окнах были закрыты, не пропуская ни единого лунного блика.
Вэл против желания вернулась мыслями к произошедшему.
Сегодня она могла умереть. Да, скорее всего, умерла бы, не появись так вовремя Раза. Раза, который снова спас ее.
И как у него это получалось – быть там, где он по-настоящему нужен? Конечно, это была случайность, невероятное совпадение, что он надумал зайти домой.
Вэл нервным движением облизнула сухие губы.
О боги, Раза зашел домой, потому что волновался! Просто потому что волновался за нее!
После того как Вэл осталась одна, выброшенная на улицу, никто и никогда не волновался о ней. Умри она, некому было бы даже заметить ее исчезновение.
Но теперь все изменилось, не так ли?
Теперь она была нужна кому-то, кто посчитал своим долгом, узнав о возможной, но маловероятной опасности, просто зайти домой и проверить, все ли в порядке.
Немыслимо.
Вэл и сама не понимала, почему ее так взбудоражил простой человеческий жест Раза. Может быть, потому что этот поступок говорил слишком о многом?
Она прекрасно знала, что доверять словам глупо и наивно – в первую очередь человека с головой выдают его действия. И Раза, молчаливый и не щедрый на ласку, заставлял сомневаться в себе, но теперь твердь, на которой так прочно укрепились давние сомнения, впервые по-настоящему пошатнулась.
