Вэл настигла его в три шага, подхватила на руки и тут же зашипела от боли в левом плече. Удар стрелы толкнул ее в сторону, она пошатнулась, едва не теряя равновесие, прижала к себе ребенка и укрылась вместе с ним за ближайшим деревом.
Мальчик разжал пальцы. Палка упала в снег. Маленькое личико сморщилось, стало пунцовым, ротик приоткрылся в первом, еще негромком крике.
– Не плачь! – шепнула ему Вэл, протягивая руку и рывком выдергивая стрелу.
Затрещала порванная ткань куртки. Боль была такой, что на краткий миг у нее помутнело перед глазами.
– Не плачь, Мики! Мы идем домой, – торопливо забормотала она, с трудом соображая, что говорит. Боль пульсировала в руке, вторя ударам запыхавшегося сердца. – Тише, малыш! Все хорошо!
Но хорошо не было.
Вэл, почувствовав, как мелко задрожала нижняя челюсть, сжала обескровленные губы в тонкую линию и обхватила голову ребенка ладонью, прижимая к своему плечу. Страх, самый настоящий, всеобъемлющий, холодный, как снег вокруг, окутал ее. Пустая голова, словно наполненная одним бесполезным воздухом, казалась тяжелой.
Ситуация изменилась. Изменилась кардинально. Ребенок, обхватывающий ее шею цепкими ручками, как маленькая обезьянка, не должен был погибнуть сегодня.
Бежать? Нет. С малышом на руках она будет открыта для удара, да и рука, горевшая огнем в месте, куда попала стрела, лишь усугубила ситуацию.
Вэл ткнулась лицом в вязаную шапочку, ощущая, как бессилие медленно, но верно сменяет страх.
– Эй, шлюшка! Вылезай! Все равно далеко тебе не уйти!
Вэл почти зарычала, как дикий зверь. Ребенок под ее руками дрожал, цепляясь все крепче, делая больно.
Тихий хныкающий плач заставил ее заглянуть в глаза малышу.
– Мики, – прошептала она. – Мики, пожалуйста…
Ребенок обращался. Под светлой кожей скользили змеи. Волна за волной – чуждое ненормальное зрелище. Вэл отвернула голову, все еще удерживая малыша на руках. Натянулась ткань курточки, ребенок дернулся, задрыгал ногами, силясь скинуть неудобные ненужные ботиночки.
Вэл выдохнула, протянула руку и стянула с ребенка обувь.
Острые коготки вцепились в шею, Вэл облизнула губы и повернулась, встречаясь со знакомыми детскими глазами на мохнатой кошачьей мордочке. Под шапкой, чудом державшейся на голове, топорщились два уха, мягкие лапы с острыми когтями царапнули шею.
– Котик, – выдохнула она, невольно улыбаясь, – ты котик.
Милый. Нескончаемо милый. Не такой, как его взрослые собратья.
– Эл! – жалобно позвал ребенок, поведя треугольным носом. Жесткие усы смешно топорщились в стороны.
Вэл дотронулась ладонью до внезапно вспотевшего лба и медленно опустила ребенка на снег, присаживаясь рядом на корточки.
– Послушай, Мики. Я должна отойти, а ты жди меня здесь, хорошо? – Голос дрожал, звуча неестественно.
– Нет. – Малыш покачал мохнатой головой. Длинный кошачий хвост, торчащий из-под курточки, вильнул из стороны в сторону.
– Да, Мики. Стой здесь и не выходи, а я скоро вернусь. Обещаю, я вернусь, и мы пойдем домой. – Голос предательски сорвался.
Вэл отвернулась и закашлялась.
Несколько секунд мальчик как завороженный смотрел в ее лицо, потом опустил мордочку, обвил задние лапы длинным хвостом и сел на снег.
Вэл облегченно выдохнула. Хорошо. Это уже хорошо.
Вернуться, правда, было проблемой. Она и сама не понимала, что ей следует сделать, чтобы выпутаться из сложившейся ситуации. Одно она знала точно – ребенок должен остаться жить.
Убедившись, что малыш замер на месте, Вэл выпрямилась, стиснула дрожащие пальцы и вдруг заметила, что все еще сжимает в руке вытащенную стрелу.
Стрелу со стальным наконечником, окрашенным красным.
– Сучка долбаная!
Это продолжалось целую вечность, хотя вряд ли минуло и пять минут. Вэл кружила вокруг лучника, подбираясь все ближе, вынуждая его выпускать стрелу за стрелой.
«Ловкость, Вэл, вот твое оружие».
И холодный разум, не замутненный страхом. Потому что она не имела права бояться. Там, за деревом, сжавшись в комок, ее ждал маленький беззащитный ребенок, которому она обещала вернуться. Ребенок, за которого она была в ответе.
И как ни странно, это очистило разум. Легкое и сильное тело никогда еще не казалось Вэл таким послушным.
Оборотни? Сильные звери? Да пусть катятся в пекло!
Бездушные тупые твари.
Он вышел на нее, вытаскивая из-за пояса длинный кинжал. Лук полетел в сторону, утопая в сугробе. Крупный мужчина лет пятидесяти, с лицом, наполовину закрытым черной тканью.
Так-то лучше.
– Кого ты там прячешь? Щенка? – Брови сдвинулись на переносице, пальцы в перчатке играли кинжалом. – Какая ты милашка! Настоящая шлюшка, как и твоя мать!
Ударило по ушам, отрезвляя. Слишком личное, чтобы обыкновенный, незаинтересованный разбойник знал такие подробности.
Вэл не успела додумать свою мысль.
– Закрой пасть! – ощерилась она. Пальцы сжали древко стрелы как последний оплот надежды. – Что тебе нужно от меня?
– Ты! – И мужчина сделал выпад вперед.
Вэл увернулась по своей привычке, слушая раздосадованный вздох преследователя.
– Не подходи ближе! – крикнула она и выставила вперед руку с зажатой в ней стрелой.
Ее противник рассмеялся звонко и громко.
– Ты идиотка? У тебя даже оружия с собой нет. Сдохни уже! – Мужчина быстро и уверенно рванулся вперед.
Горячая волна гнева прокатилась по телу Вэл, разливая огненный яд по венам.
Кинжал, сверкнув на солнце, стремительно понесся к цели, но не достиг ее. Вэл молниеносно ушла в сторону – всего на полшага, отбила руку нападавшего и с размаху вогнала стрелу в его глаз.
Стрела вошла легко, не встретив препятствия.
Мужчина захрипел, потом пронзительно завизжал, и Вэл в последний момент увернулась от его размашистых, безумных движений руками.
Он кричал и кричал, а Вэл, замерев на месте, смотрела на его дерганые движения, думая только о том, когда же он затихнет.
И это все же случилось.
Мужчина зашатался, рухнул на землю, упал спиной на снег и застыл, уставив один открытый глаз в солнечное небо. Из второго торчала оперенная стрела. Струйка крови стекала из-под века, будто слеза, скатываясь по щеке.
– Эл… – плачущий напуганный детский голос выдернул ее из охватившего оцепенения.
Она вздрогнула, ловя себя на том, что кусает собственную ладонь. Соленый вкус кожи окрасил язык.
– Мики, – Вэл обернулась к маленькому зверенышу, выглядывающему из-за дерева с настороженностью и недоверием, – я иду, Мики. Мы идем домой.
