Вот и славно. У Вэл не было ни малейшего желания думать о том, какой разговор предстоит ей в ближайшее время.
Толпа вокруг приветственно взревела, и она неторопливо вздернула подбородок, силясь рассмотреть причину шума.
Из общей картины веселящейся площади она мгновенно выхватила то, к чему были прикованы сотни взглядов.
Близ огромного пылающего костра на небольшом, наскоро сколоченном перед праздником возвышении она увидела знакомую фигуру.
Строгое острое лицо, ни единым мускулом не выражающее сомнение или нерешительность. Огненные блики играли в черных волосах, скользили по коже черного плаща, распахнутого, несмотря на легкий мороз.
Вэл ощутила ком в горле, не находя ему причин.
«Не человек, о нет! Не зверь, но существо, у которого есть имя, – подумала она, наблюдая за Раза. – Мой Первый».
Мысль отдавала горечью, сладкой у основания языка.
Рядом с Раза Вэл увидела мужчину в возрасте. Широкоплечий, среднего роста, лицо, выдубленное северными ветрами. Темные длинные волосы, зачесанные назад и открывающие широкий лоб, спадали на плечи. Дорогая одежда – плащ, подбитый мехом, – указывал на его высокий статус.
Вэл растерянно нахмурилась, а затем мужчина приветственно поднял руку, встречая гул толпы.
Она невольно поморщилась от волны громких возбужденных голосов, окутавших ее. Крики и вопли не стихали до тех пор, пока пальцы мужчины не сжались в кулак, указывая толпе замолчать. И площадь замолчала, повинуясь этому простому жесту.
Тишина, нарушаемая лишь тяжелым общим дыханием сотен людей, ставших единым живым организмом, обрушилась на Вэл, пугая не меньше, чем недавний нескончаемый и необъяснимый восторженный шум.
– Приветствую тебя, мой город! – Голос мужчины разнесся над площадью, доносясь до каждого, кто не отводил глаз от помоста.
Когда толпа, точно повинуясь невидимому знаку, ответила в едином дружном порыве, Вэл наконец поняла, кто этот влиятельный человек.
– Приветствуем тебя, наместник! – гулом зазвучало в ушах.
Вэл вдохнула вместе с толпой, глубоко внутри себя ощущая запах чужого пота, огня и снега, обжигающий и одновременно леденящий.
Не моргая, она смотрела на двух самых влиятельных людей города, стоящих плечом к плечу и обводящих твердыми несгибаемыми взглядами толпу, восторженно взирающую на них.
И Вэл вдруг остро почувствовала себя чужой здесь.
Настолько чуждой этому миру и этим зверям в обличье людей, что не выдержала сжимающего ее тисками удушающего, захватившего чувства, подняла руку и накинула глубокий капюшон, скрывая лицо. Она развернулась и, с трудом преодолевая сопротивление не замечающих ее оборотней, не отрывающих взглядов от помоста, двинулась назад, прочь, желая только одного – оставить этот мир за своей спиной.
– Ты все знал, – прошептала Вэл, не задавая вопрос, а озвучивая очевидное.
Губы Раза покинули ее шею на мгновение.
– Конечно, знал. – Тихий скользящий шепот прокатился по коже.
– Знал… – повторила она чуть слышно. Пальцы неспешно перебирали гладкие волосы.
– Твой план был забавным, не более, – прозвучала глухая, привычная усмешка. – Но тебе нравилось играть с волком. Я не хотел тебе мешать.
Вэл стиснула пальцы, невольно сжимая черные пряди.
– Не буду скрывать, я до последнего сомневался, ту ли сторону ты выбрала.
– Я могла передумать в самый последний момент. – Вэл и сама не понимала, зачем сказала это вслух.
Вечные игры с огнем, от которых невозможно уйти, но в которых так легко сгореть дотла.
Голос Раза раздался не сразу, словно он раздумывал над ответом.
– Могла. Ты передумала?
– Это имеет значение?
Раза приподнялся на локтях, заглядывая в распахнутые глаза. Покрывало сползло и упало на пол у кровати. Вэл поежилась от легкого дуновения прохладного воздуха по коже.
– Нет. Ты сказала мне, что не предашь меня. Этого достаточно. Остался только один неразрешенный нюанс.
– Какой же? – Она задала вопрос, на который прекрасно знала ответ. Сердце сжалось, остановилось будто, а потом больно стукнуло по ребрам.
– Твой друг. Волк. Единственный, выживший из стаи. Так удачно ушедший в дозор совсем с другой группой. – Очевидная правда, звучавшая из уст Раза, оказалась куда сложнее для принятия, чем она могла бы вообразить.
– Не я принимала это решение, – неуверенно ответила Вэл, касаясь кончиками пальцев его щеки.
– Правильно. Я. – И снова кривая знакомая усмешка на красивых губах.
– Ра?
– Он ведь тоже участвовал во всем? Не пытайся скрыть это от меня. Впрочем, очевидно же, что он использовал тебя, как и ты его, – черные пряди упали на темные прищуренные глаза, – но это не отменяет его заинтересованности в тебе.
– Ра, дело вовсе не…
Раза не дал ей договорить, прервав невнятные возражения.
– Он умрет, Вэл, как только вернется, и ты ничего не сможешь с этим сделать.
Глаза Вэл, широко открытые, залились голубым – цвет ее радужек поглотил все иные цвета. Грудь поднялась в глубоком вдохе и медленно опустилась.
Прикосновения Раза ощущались на коже, волнующие и завлекающие. Сердце замерло на мгновение, когда его губы накрыли рот. Близость горячего тела, его тяжесть наполняли ее чем-то особенным, драгоценным и одновременно разрывали изнутри.
«Закрой глаза, – сказала она себе. – Закрой и хотя бы на эту ночь забудь обо всем».
И она закрыла глаза и забыла.
Раза. Черный зверь, в радужках которого плескалась тьма. Ее извечная мука.
Вэл прикрыла веки, слушая теплое дыхание, чувствуя вкус чужого рта. Губы раскрылись навстречу жадно, порывисто.
Она услышала хриплый стон и не смогла сдержаться, подавшись вперед намеренно, запуская руку в черные волосы, притягивая к себе ближе.
Казалось, ближе и быть не может.
Она растворилась в поцелуе, переставая существовать в жестоком и удущающем ее мире, почувствовав, словно петля распустилась на сжатом горле.
Так прекрасно, так хорошо, когда можно было ни о чем не думать, ничего не бояться и перестать задавать себе вопросы. Хотя бы на краткое, но такое необходимое мгновение.
Ночная рубашка из тонкой ткани как легкая вуаль заскользила по телу. Вэл вжалась затылком в подушку, отдавшись властным, горячим рукам, поглаживающим медленно по нежной, ненормально чувствительной коже живота.
Выше и выше, накрывая ладонью грудь.
Вэл всхлипнула, не сдержавшись, когда пальцы сжали сосок, надавливая, не церемонясь. Под сомкнутыми веками закружилось, голова потяжелала, уплыла будто.