— Опять Олаф лютует, — с придыханием произнёс один из идущих у меня за спиной. — Что-то больно часто в последнее время…
— Это ты ещё не слышал, что тут творилось вчера, — охотно поддержал говорившего товарищ. — Мы тут полдня подскакивали от криков.
«Подскакивали они, ну да… — мысленно усмехнулся я, глядя в спину идущего впереди мужика. — На кого только рассчитаны эти идиотские представления? Один кашлянул, другой заорал… Меня таким пугать бесполезно. Пыток я не боюсь. Голубого сахара за последние годы съедено столько, что я скорее сдохну, чем от меня чего-то добьёшься, но если над всем этим задуматься, то можно прийти к интересным выводам. Ищейкам по какой-то причине срочно нужно мое признание. Иначе зачем, скажите, этот концерт? Казалось бы, времени у них полно, да и для казни признание не обязательно. Скорее всего, они хотят побыстрее отчитаться в Лоран. Я ведь для них — счастливая карта. Воду оставили в камере, пол застелили соломой и даже персонального лекаря выделили. Накормить, правда, забыли, но ничего — потерплю».
Коридор вскоре закончился, мы выбрались на тюремный двор и, пройдя по нему, зашли в соседнее здание. Поднявшись на пару этажей по широкой каменной лестнице, конвойные повернули направо и, наконец, остановились у высоких деревянных дверей.
В просторном кабинете, куда меня завели, обнаружилось сразу три женщины. Худая девчонка за столом напротив двери лишь мазнула по мне безразличным взглядом и уткнулась в лежащие перед ней бумаги. Молодая рыжеволосая женщина, сидящая возле окна у дальней стены, взглянула оценивающе и едва заметно кивнула. Ещё одна сидела на скамье для свидетелей, и с ней я был заочно знаком. Та самая курица, что приходила меня арестовывать… Старается казаться невозмутимой, но со стороны это выглядит жалко. Синяк у неё ещё не прошёл, а судя по его цвету, в камере я провалялся дня два или, может быть, три.
— Давай, топай! — буркнул за спиной один из охранников и подтолкнул меня в сторону рыжеволосой.
Пожав плечами, я прошёл к столу рыжей и, остановившись перед ним в трёх шагах, демонстративно поискал взглядом стул. Не найдя его, посмотрел на сидящую передо мной женщину и, глядя в ее глаза, спокойно поинтересовался:
— Не много ли чести — разговаривать с тобой стоя?
В глазах женщины что-то мелькнуло, она спокойно выдержала мой взгляд, затем откинулась на спинку кресла и приказала:
— Стул сыну герцога Харальда! И освободите ему руки.
Говоря это, она внимательно следила за выражением моего лица, очевидно, дожидаясь моей реакции на «сына герцога». Реагировать я никак, разумеется, не стал. Просто сел на принесённый охранником стул и размял слегка затёкшие руки. Нет, о побеге я пока не думал: блокирующая Печать контролируется небольшим артефактом, который, скорее всего, у этой рыжей овцы, и дергаться нужно только в самом крайнем случае — чтобы наверняка.
На вид сидящей за столом женщине было не больше двадцати пяти оборотов. Красивая, а глаза такие, что можно в них утонуть. Взгляд внимательный, оценивающий, и, скорее всего, повидала она немало. С головой, судя по всему, дружит. Одета в белую, совсем непростую мантию, которая свидетельствует об очень сильной Печати. Из общей картины немного выбивается лишь чёрное вдовье кольцо на правой руке, исключающее любые попытки ухаживаний. Впрочем, какое мне до этого дело?
— Вы хорошо сидите, лер? — видя, что я молчу, с каплей иронии в голосе поинтересовалась она.
— Лер граф, — поправил ее я. — В Кенае признанный отцом бастард получает титул в день совершеннолетия.
— Вы хорошо сидите, лер граф? — сделав ударение на последнем слове, переспросила она, и в этот раз иронии в её голосе не прозвучало.
— Да, вполне, — кивнул я и, обведя взглядом кабинет, поинтересовался: — А теперь скажи, по какому поводу собрался этот крысиный концерт?
В глазах дознавателя на миг полыхнула ненависть. Мелькнула и тут же погасла. Женщина кивнула и, пододвинув к себе развёрнутый свиток, сухим канцелярским голосом зачитала:
— Рональд, сын герцога Кеная Харальда и леры Эрины, вы подозреваетесь в бесчеловечном убийстве ландкомтура Вестольда Рэма Нактийского, совершенном в Агире в шестой день первого осеннего месяца двадцать девятого года. Вместе с ландкомтуром были убиты три рыцаря Ордена Меченосцев: Карл Тарский, Эвен Грата и Дарл из Мореля. Следствие полагает, что вы являетесь убийцей и этих трёх достойных представителей Ордена.
Вы также подозреваетесь в убийстве трёх бойцов пограничного гарнизона Джарты: десятника Рика Кое, Ганса Верта и Неда Хара. Помимо всего прочего, вы подозреваетесь в оказании сопротивления при аресте и нападении на дознавателя орденской коллегии Джарты Ишу, леру Керена…
Закончив читать, она подняла на меня взгляд и, чуть склонив голову, поинтересовалась:
— Вы признаёте все эти преступления, граф?
— Тебя как зовут? — спросил я, спокойно глядя на рыжую.
— Аста, — мгновение поколебавшись, ответила дознаватель.
Ни титула, ни родового имени не назвала, но, судя по цвету глаз, с чистотой крови у неё полный порядок. Это она пытается меня так поддеть? Ну-ну…
— Скажи мне, Аста, что ты делаешь, когда в твоём доме заводятся крысы? Это важно. Ответишь ты, отвечу и я…
— Не знаю, — пожала плечами рыжая. — Вытравлю их или заведу кота.
— Убийство крыс считается преступлением? — приподняв брови, тут же уточнил я. — За это можно попасть в тюрьму или, скажем, на плаху?
— При чём здесь крысы? — поморщилась Аста. — Какое это имеет отношение к делу?
— Прямое, — усмехнулся я, — самое прямое. Когда исчез Кенай, крысы в Вестольде возбудились и затаились до времени. Одна — самая мерзкая — вскоре отправилась на императорский трон и оттуда приказала тем, что остались, захватить Агир, лишившийся защиты отца. Вы хуже крыс: у вас нет ни чести, ни совести. Сначала вы полезли в Лигею и, отхватив там по зубам, принялись зализывать раны. Потом вы придумали этот несуществующий мятеж и, нарушив Старый вассальный договор, вторглись на мою землю. Конрад был моим приемным отцом, и, казнив его, крысы думали, что графство у них в кармане… — я откинулся на спинку стула и с презрением посмотрел в глаза дознавателя. — Ты спрашиваешь, признаю ли я преступления? Нет, я заявляю, что очистил свой дом от падали, и можете судить меня своим крысиным судом!
Лицо дознавателя заледенело. Если бы можно было испепелить взглядом, то от меня бы точно ничего не осталось. Впрочем, рыжая быстро справилась с эмоциями и уже спокойно произнесла:
— Это только ваши слова, граф. Со слов же подчиненных, ландкомтур Рэм был достойным человеком.
— Да, конечно, — издевательски хмыкнул я. — Кстати, башка этого достойного ублюдка до утра лежала на алтаре вашего бога, да только не случилось в ту ночь в церкви никаких знамений. Думаю, Отрис тоже не очень жалует крыс…
— Три дня назад ты убил трёх хороших парней! — нарушив повисшую тишину, со свидетельской скамьи выкрикнула девушка-дознаватель. — Они тоже тебе чем-то мешали?!
