Машины не было еще на протяжении двух часов, которые я в основном провел в лифте. Я то поднимался наверх, чтобы в очередной раз позвонить, то спускался в надежде увидеть моих хозяев, о которых думал теперь с нежностью подкидыша.
Уловив нехитрый алгоритм моих перемещений во времени и в пространстве, мой юный друг старался мне помочь. Едва я скрывался в дверях своего номера, он отключал доставивший меня лифт, чтобы никто не мог им воспользоваться. Как только я появлялся, он включал этот лифт, делал мне приглашающий жест и кланялся. При этом он продолжал терпеливо и доброжелательно улыбаться.
В какой–то момент ему пришлось уступить «мой» лифт постояльцу из соседнего номера, который тоже захотел спуститься вниз. Тогда мой юный друг, уже забросивший свое основное дело, дернул наверх группу датчан, которые намеревались спуститься на первый, а вместо этого вознеслись на двадцать восьмой. Вниз им удалось спуститься только в моей компании.
Когда, спустившись в очередной раз, я увидел своего переводчика и рядом с ним шофера, то подумал даже: не подняться ли еще раз наверх? Мне захотелось предупредить своего нового друга, что в ближайшие несколько часов никак не смогу воспользоваться его услугами, и что он временно может снять с себя заботу о моем перемещении то поближе к поднебесью, то о возвращении на грешную землю. Но переводчик подхватил меня под руку и повлек вперед, извиняясь на ходу за опоздание.
С того дня и до самого моего отъезда домой, мы виделись с моим юным другом постоянно. Я улыбался и подмигивал. Он улыбался и кланялся. Когда с сумкой через плечо я вышел из своего номера в последний раз, торопясь в аэропорт, мне показалось, что в его глазах мелькнуло некоторое разочарование. Все эти дни он, похоже, ждал, что я продолжу свою загадочную игру, смысл которой остался ему непонятен. Я же никогда не забуду, что в трудную минуту он принял во мне участие…
События на площади Тяньаньмэнь
Много лет возглавлявший комсомол (Лигу молодых коммунистов) Ху Яобан в 1977 году стал руководителем организационного (важнейшего!) отдела ЦК партии. Именно он начал процесс реабилитации видных партийных, государственных и военных деятелей, пострадавших при Мао. В конце 1978 года распустили третью канцелярию ЦК, которая была инструментом репрессий.
Уже в 1979 году началась критика Мао Цзэдуна. Анализом его деятельности занимался отдел пропаганды ЦК КПК. Ху Яобан требовал преодолевать косность и догматизм. Группа историков пыталась заново оценить путь, пройденный партией. Итогом стал документ под названием
«Решения по некоторым вопросам истории КПК со времени образования КНР». Режим «культурной революции» был назван «феодальнофашистской диктатурой». Признали, что партия в этот период была парализована. Всю ответственность возложили на Мао, на его ошибки и единоличное правление.
Но Дэн Сяопин вступился за Мао:
— Товарищ Мао Цзэдун не изолированная личность, он был вождем нашей партии вплоть до самой смерти. Нельзя преувеличивать его ошибки.
Преувеличивать его ошибки — значит чернить его, чернить нашу партию и наше государство.
В середине девяностых в Пекине в лавке древностей я отыскал старый бюст Мао Цзэдуна. Обошелся он мне не дешево, но в обычном китайском магазине ни портрета, ни бюста Мао я не видел. Это само по себе о многом говорило. А этот антикварный экземпляр был ужасно грязный, и мне пришлось его долго отмывать. Видно, хозяин лавчонки без всякого уважения относился к покойному вождю.
Посмертная судьба Мао Цзэдуна зависела от Дэн Сяопина, который возглавил страну.
Мао дважды сбрасывал Дэн Сяопина со всех постов. Старший сын Дэна, которого избивали хунвэйбины, превратился в инвалида в годы культурной революции. Тем не менее, Дэн не стал устраивать расправу с Мао. Он сохранил видимость культа Мао, но поступал согласно собственным представлениям о том, как надо модернизировать страну. Он не позволил стране отречься от Мао, но на практике ничего не оставил от учения великого кормчего. Точнее было бы сказать, что теперь в Пекине цитируют Мао Цзэдуна лишь затем, чтобы легче было поступать по–своему.
На пятом пленуме в феврале 1980 года сформировали секретариат ЦК, генеральным секретарем избрали Ху Яобана. В сентябре 1980 года пост главы правительства занял Чжао Цзыян. На XII съезде партии в сентябре 1982 года на шестьдесят процентов обновили состав ЦК. На пленуме после съезда Дэн Сяопин стал председателем военного совета ЦК и председателем Центральной комиссии советников КПК.
Летом 1985 года Дэн благодушно говорил:
— Всю основную работу ведут товарищи Чжао Цзыян и Ху Яобан, я нахожусь чуть в стороне.
В целом ситуация хорошая, даже лучше, чем предполагали.
Ху Яобан и Чжао Цзыян вдвоем сделали многое из того, что приписывается самому Дэн Сяопину. Но они придерживались различных взглядов, прежде всего, относительно методов.
Ху Яобан был очень открытым человеком, способным слушать и воспринимать другие мнения. Не позволял себе топтать подчиненных. С ним можно было не соглашаться и даже спорить. Ху нажил немало врагов, проводя кампанию по борьбе против коррупции. В тюрьму угодили близкие родственники высших руководителей (см. книгу В. Усова «Дэн Сяопин и его время»), которые как раз и были политическими оппонентами генсека. Как он мог понравиться ветеранам, когда настаивал на омоложении кадров? А генсек еще и рассорился с военными, предлагая сократить и численность вооруженных сил, и непосильные оборонные расходы.
Глава правительства Чжао Цзыян поддержал генерального секретаря, обратился к нему с запиской, в которой говорилось: «Для ускорения социалистической модернизации, для длительного и стабильного развития страны необходимо ускорить темпы реформы политической системы».
Ху пострадал из–за интервью гонконгской газете в январе 1985 года, в котором увидели намерение отправить Дэна в отставку. Но это была последняя капля. Он еще раньше лишился поддержки Дэна. Стала очевидной разница во взглядах.
Ху упрямо проталкивал реформы вперед, не поддаваясь на давление ястребов и сторонников жесткой линии. Он запретил ЦК вмешиваться в дела творческих союзов. Назначил министром культуры писателя Ван Мэна. В 1986 году министр писал:
«Мы с радостью видим, что ныне соперничество всех ученых становится живой реальностью. Люди стали активнее мыслить, высказывать то, что они думают, обмениваться взглядами, безбоязненно искать, смело творить. Создалась прекрасная обстановка всеобщего оживления. У интеллигенции никогда еще не было так легко на душе».
С этим «старики» не смирились. Дэн Сяопину докладывали, что генеральный секретарь противопоставляет себя его политике. Дэн сделал ему замечание, сказав, что генсек недооценивает необходимость борьбы с «буржуазным либерализмом».
В жизни страны стали заметны студенты, которые требовали обновления и демократии. С декабря 1986 года во многих высших учебных заведениях Китая проходили студенческие демонстрации, распространялись листовки. Студенты требовали политических свобод. Дэн Сяопин осудил митингующих.
