Тут физиономия Дориана выражает уже не столько скепсис, сколько тревогу, но все-таки он отвечает.
– Ну, в прошлый раз, когда я этим интересовался, я числился редактором при книжном издательстве. Хотя напрасно я это сказал, потому что, раз ты про это забыл, я смог бы вынудить тебя показать мне наконец тот проект, с которым ты так носишься, который то ли книга, то ли видеоигра. Ну тот, с пиратом. Ну что, прошел я испытание? А то тут холодновато.
– Этого не может быть.
Закери тянется к перилам крыльца, опасаясь прикоснуться к человеку, который стоит с ним рядом. Деревянные перила под его пальцами вполне материальны, снежинки, падая на одеревенелую слегка руку, колюче обжигают кожу и тают. Все вокруг как бы слегка деревенеет.
– Уж не перепил ли ты ненароком этого пунша, который изготовила Кэт. Она ведь привесила к нему бумажку-предупреждение, почему я и предпочитаю вот это. – Дориан приподнимает свой стакан с виски.
– А что произошло с Мирабель? – спрашивает Закери.
– А кто это – Мирабель? – Дориан пригубливает стакан.
– Не знаю. – честно говорит Закери.
Да, он не знает. Похоже, что нет. Наверно, он ее сочинил. Слепил из мифов и краски для волос. Будь она настоящая, была бы сейчас здесь, его матушка как раз таких любит.
Тревога снова отражается на лице Дориана, преимущественно в области бровей.
– У тебя что, опять вспышка? – спрашивает он.
– Что у меня?
Дориан рассматривает содержимое своего стакана и делает это слишком внимательно. Когда он наконец прерывает молчание, каждое его слово звучит подчеркнуто спокойно, а тон ровный и как бы отрепетированный.
– В прошлом случалось такое, что тебе было трудновато различить фантазию и реальность, – говорит он. – И бывало, что ты ничего не помнил или помнил то, чего никогда не было. Мы называем это вспышками. У тебя их давно не было. Я надеялся, что новые лекарства помогли, но, возможно.
– Нет у меня никаких вспышек, – протестует Закери, но произносит это с трудом. Дышать становится невмоготу, каждый вдох – сплошная путаница и лед. Руки мелко трясутся.
– Зимой всегда обострение, – говорит Дориан. – Мы справимся с этим.
– Я. – начинает Закери, но закончить не может. Не владеет собой. Земля больше не кажется твердой, уходит из-под ног. Реальность от фантазии и вправду не отделить. – Я не знаю.
– Вернись в дом, милый. – Дориан наклоняется к нему, чтобы поцеловать. Движение небрежно-привычное. Как будто он проделывал это уже тысячу раз.
– Это история, – шепчет Закери в губы Дориана прежде, чем они коснутся его. – Это история, которую я рассказываю себе самому.
Подняв дрожащую руку к губам Дориана, он легонько отталкивает его. На ощупь Дориан совсем как живой. Теплый, знакомый, родной. Было бы куда легче, если б не так.
Голоса и музыка, доносящиеся из дома, смолкают, будто кто-то, повернув регулятор, выключил звук.
– Ты что, неужели в пижаме? – спрашивает его идея, представление о Дориане.
Закери поднимает глаза к небу. Облака разошлись. Снег прекратился.
На него смотрит луна.
– Тебя тут быть не должно! – выкликает Закери, обращаясь к луне. – И меня тут быть не должно, – говорит он себе.
Он снова обращается к идее Дориана, одетой так, как полагалось бы нарядиться его спутнику, приглашенному на праздник по случаю зимнего солнцестояния, который ежегодно устраивает его мать, идее, которая радует его почти так же сильно, как ужасает.
– Боюсь, мне пора.
– Ты о чем? – спрашивает Дориан.
– Я хотел бы остаться здесь, – говорит он, и это правда. – Или, возможно, в какой-то другой версии этого места. И еще я думаю, что, наверно, люблю тебя, но поскольку на самом деле ничего этого сейчас не происходит, то я должен уйти.
И, развернувшись, Закери идет обратно тем путем, которым сюда пришел.
– Наверно? – кричит ему вслед Дориан.
Закери справляется с острейшим желанием оглянуться. Ведь это не настоящий Дориан, напоминает он себе.
Он продолжает идти, хотя ему хочется остаться. Идет по залитому лунным светом снегу, удаляясь от дома, хотя ему кажется, что он движется назад. Может быть, это было испытание. Вернуться – значит пойти вперед.
Направляется он к двери, что стоит в поле, но, подойдя, видит, что двери нет. Уже нет.
Есть только снег. Сугробы тянутся до самого леса. Закери вспоминает пергаментную карту из палатки, которую он не взял с собой. Там как раз значились два здания, окруженные лесом. Но фермерского дома он больше не видит, только знает, в каком направлении тот был, если есть еще вообще. Он пытается вспомнить, куда указывала стрелка на карте, на какую часть леса, или хотя бы откуда смотрел на него олень, но не может и решает, что ему все равно.
Если то, что с ним происходит, – это история, которую он рассказывает сам себе, он вполне может велеть себе идти вперед.
Подальше отсюда.
Закинув голову, он смотрит в звездное небо. Луна глядит на него сверху вниз.
– Нас здесь быть не должно! – снова кричит он ей.
Луна молчит.
Наблюдает, и все.
Ждет, что случится дальше.
выдержки из секретного дневника Катрины Хокинс
Сочинив для айти-факультета горестную историю про то, как пропал мой друг и про несуществующий имейл от него, который я якобы “случайно” удалила, для чего и вправду пришлось пустить искреннюю слезу, я добилась того, что они проверили университетскую электронную почту З., а ведь полиция сделать это не почесалась. Ни одного сообщения после того дня, как он исчез, – но, похоже, и до этого тоже ни одного. В январе вообще ничего, что крайне странно. Я-то была твердо уверена, что по какому-то делу переписывалась с ним электронно в первой неделе января и уж точно пересылала ему январское расписание занятий.
Я проверила свою собственную электронную почту, и там вообще ничего от З., вообще ни слова за несколько месяцев, а я знаю, что там что-то да было.
Я перерыла все в его комнате. Дождалась, когда на этаже было пусто. Взломать замок оказалось несложно, все внутренние замки в кампусе – фигня.
Ноутбук его там был, и я его, конечно, включила, но кто-то там уже до меня полазил и сбросил все на заводские настройки по умолчанию. Даже защиты паролем не было. Все его файлы исчезли, все игры, и эта отличная картинка из “Бегущего по лезвию”, которая была у него обоями на экране – ничего! Только стандартный набор природных фоток.
Это черт знает что.
Поискала в комнате библиотечные книги, но ничего не нашла. Может, он взял их с собой в Нью-Йорк, с него станется. У него всегда была куча библиотечных книг.
