Принцесса решила, что старая женщина шутит, потому что на горе за озером не было ничего, кроме деревьев, снега и волков. Наверное, Совиный король – это сказка, которую рассказывают детям на ночь, вроде “Всадника на ночном ветру” или “Беззвездного моря”. И она перестала расспрашивать людей про местное государственное устройство.
Прошло несколько лет, принцесса сблизилась с неким кузнецом и вышла за него замуж. Однажды глухой ночью она открылась ему, что была принцессой, рассказала про замок, в котором выросла, про маленьких собачек, что день-деньской спали на вышитых шелком подушках, про крысиную физиономию принца из соседней страны, которого прочили ей в мужья.
Кузнец ее расхохотался и ей не поверил. Сказал, тебе бы в менестрели, а не в портнихи, принцесса моя, и поцеловал в изгиб между талией и бедром, но с тех пор всегда звал принцессой.
У них родилось дитя, девочка с огромными глазами и оглушительным плачем. Повитуха сказала, что громогласней младенца в жизни не слыхивала. Родилось это дитя в безлунную ночь, что считалось дурным знаком.
Неделю спустя кузнец умер.
Принцесса с ума сходила, тревожась насчет примет, проклятий и будущего дочери. Спросила совета у старухи, и та предложила снести младенца к Совиному королю, который сведущ в таких вещах. Если дитя приносит беду, он скажет, что делать.
Принцесса решила, что это вздор, однако ж девочка, подрастая, нередко заходилась криком без всяких причин или сидела часами, глядя в никуда огромными своими глазами.
– Принцесса! – однажды сказала она матери, когда только выучилась говорить. – Принцесса! – повторила она, хлопая ладошкой мать по колену.
– Кто научил тебя этому слову? – спросила принцесса.
– Папочка, – ответила дочь.
И тогда принцесса отправилась с ней к Совиному королю.
Наняла фургон, который довез их до подножия горы за озером, а оттуда пошла вверх по заросшей тропинке, хотя возница ее остерегал. Подъем был долгий, но день – ясный, и волки спали, а может статься, их там и не было, просто люди выдумали их, чтобы было о чем говорить. Время от времени принцесса останавливалась передохнуть, и тогда девочка играла в снегу. Порой тропу было не разглядеть, но путь отмечали груды камней и выцветшие, когда-то золотые флажки.
Наконец принцесса с дочкой пришли на поляну, укрытую пологом из крон высоких деревьев.
За деревьями стоял полуразрушенный замок, фигурные башенки обвалились, стены увиты мертвым плющом, и цела одна только высокая башня.
Однако фонари у входа кто-то зажег.
Внутри там все напоминало тот замок, в котором когда-то жила принцесса, только тут было потемней и пыли побольше. По стенам висели гобелены с вытканными грифонами, цветами и пчелами.
– Побудь здесь, – сказала принцесса девочке, усаживая ее на ковер, окруженный мебелью, рассчитанной когда-то на то, чтобы производить впечатление.
Пока мать осматривалась, девочка забавляла себя, придумывая истории про то, что изображено было на гобеленах, и беседовала с призраками, ибо призраков в замке было полным-полно, видимо-невидимо, детей здесь давненько не бывало, и поэтому все призраки сгрудились вокруг нее.
Тут какой-то блестящий предмет привлек внимание девочки. Она подковыляла к нему, и призраки смотрели, как золотое птичье перо дается ей в руки, и дивились тому, что столь малое дитя может обладать столь магическим талисманом, но девочка не знала ни слова “обладать”, ни слова “талисман”, поэтому, не обращая внимания на призраков, попыталась сначала перышко съесть, но потом, справедливо решив, что для еды оно не годится, положила его в карман.
Тем временем принцесса нашла дверь, на которой была корона.
Дверь вела в ту башню, что не успела еще развалиться. Там оказалась комната, по углам укрытая мраком. Свет проникал сверху, свысока, собираясь в яркое, с размытыми краями пятно по самому центру каменного пола. Принцесса вошла в комнату и остановилась в этом пятне.
– Что тебе надобно? – спросил голос из темноты, звуча со всех сторон сразу.
– Я хочу знать будущее моей дочери, – сказала принцесса, думая о том, что это не вполне правда, что хочет она очень и очень многого, но раз уж именно эта нужда привела ее сюда, то об этом и следует спросить.
– Дай мне взглянуть на девочку, – сказал голос.
Принцесса пошла за дочкой, которая сначала расплакалась, что ее уводят от новых друзей-призраков, а потом рассмеялась, захлопав в ладоши, когда оказалось, что все они целой толпой сопровождают ее по лестнице.
Принцесса принесла девочку в комнату в башне.
– Оставь ее здесь одну, – велел голос из темноты.
Принцесса, поколебавшись, посадила девочку в пятно света и ушла, закрыв за собой дверь. Там, под дверью, она ждала беспокойно, окруженная призраками, которых не видела и не слышала, хотя они поглаживали ее по плечам и советовали не волноваться.
В комнате девочка рассматривала темноту, а темнота смотрела на девочку.
Потом из той тени, от которой не отрывала глаз девочка, вышел высокого роста некто с телом человека и головой филина. Большие его круглые глаза в упор смотрели на девочку.
– Здравствуй, – сказала она.
– Здравствуй, – сказал Совиный король.
Через некоторое время дверь распахнулась, и принцесса, войдя внутрь, увидела, что девочка по-прежнему сидит в пятне света.
– У этого ребенка нет будущего, – сказала ей темнота.
Принцесса нахмурилась, глядя на девочку и пытаясь понять, какого ответа хотелось ей, кроме этого. Впервые она пожалела, что оставила родимое королевство, что не выбрала другого пути.
Может, ей лучше оставить девочку здесь, в этом замке, а в городе сказать, что ее съели волки? А потом собрать свои вещи, уехать и заново начать жизнь?
– Дай мне обещание, – сказала принцессе темнота.
– Все что угодно, – ответила принцесса и тут же об этом пожалела.
– Приведи ее сюда, когда она вырастет.
Принцесса вздохнула, кивнула и унесла громко протестующее дитя из замка, вниз по склону горы, в их маленький дом.
В последующие годы принцесса порой вспоминала о своем обещании, порой забывала о нем, а порой ей думалось, что все это был сон. Дочка ее, как оказалось, не приносила несчастья, она редко плакала с тех пор, как научилась ходить, перестала пялиться в пустоту и казалась даже удачливей, чем другие.
(У девочки была метка, вроде шрама, между талией и бедром, напоминавшая птичье перо, но мать ее никак не могла припомнить, откуда эта метка взялась.)
В те дни, когда принцесса считала, что память о замке и обещании – не самообман, она говорила себе, что когда-нибудь поднимется в гору еще раз и возьмет с собой дочку, и если замка там не окажется, то все-таки они прогуляются, чем плохо, ну а если замок стоит, то тогда она на месте сообразит, что делать.
