Дышать у фонтанов,
У храмов церковных стоять.
Венчают их белые стены святые,
Сияя огнем, купола!
Как зоркие стражи, кресты золотые
Хранят нас от горя и зла.
И, глядя на них, мне так хочется верить,
Надеяться, грезить, любить,
Весь город шагами своими измерить,
Улыбки прохожим дарить.
Пусть свечи «за здравие» в храмах пылают,
Священный огонь топит воск,
На благополучие благословляя
Уютный, родной город Омск!
Оля замолчала. Гарик одобрительно воскликнул:
– А что, неплохо! – Он поймал ее недоверчивый взгляд. – Ну, правда, здорово. И еще есть?
– Полно, – ответила она безразличным тоном, но по глазам, радостно вспыхнувшим, было заметно: польщена.
– Может, на книжку насобираешь?
– Шутишь? Кто сейчас покупает книжки, да еще и со стихами, к тому же любительскими? – фыркнула Оля. – Это для души.
Наконец, они выкатили из города. Было еще раннее утро. Старенькие «Жигули» легко скользили по гладкому шоссе, казалось, радуясь простору после тесных душных пробок и строгих красноглазых светофоров. Свобода! Передние окна в машине открыли до отказа. Ветер ворвался, растрепал волосы Оли, опутал ими ее смеющееся лицо и попытался сдернуть выжженную солнцем панаму. Она схватила ее за поля обеими руками и натянула на глаза.
Со всех сторон вокруг распростерлась щедрая красота. Прозрачная синева над яркой зеленью. Бескрайняя зовущая даль. Блестящая серая лента загородной трассы с белой полосой посередине уходила в будущее. Гарик мечтал, что будущее их окажется лучше прошлого. Он чувствовал близкое счастье и радость, наполнявшую его, как жидкость – пустой сосуд. Он даже почувствовал трепет крыльев за спиной, давно забытый с тех пор, как в его черный «БМВ» сели два неприятных типа и жестоко обрезали их.
Повернули на дорогу, ведущую на Большеречье. Гарик выбрал этот путь, несмотря на то, что он более длинный и усложнен паромной переправой, узнав из отзывов, что короткий намного хуже. Половину пути по короткой дороге ехать можно было не больше тридцати километров в час, лавируя между рытвинами и подскакивая на высоких ухабах. Он решил, что его «шестерка» не дотянет до места и попросту развалится от подобной езды, поэтому выбрал длинный путь.
Эта дорога оказалась тоже не идеальной – узкая, резко обрывающаяся по бокам крутыми спусками, в трещинах и выбоинах. Если короткий путь в еще худшем состоянии, то даже подумать страшно, как это выглядит. Гарик даже по сторонам не смотрел, сосредоточившись на препятствиях, и жалел, что не может полюбоваться открывшимся справа чудесным видом берегов Иртыша. Оля великодушно согласилась пересесть за руль, чтобы и он мог насладиться красотой этих мест. Противоположный берег вздымался высоким черно– коричневым срезом глинистой почвы, над которым величаво и таинственно темнел густой сосновый бор. Зрелище было сказочным.
– «Там чудеса, там леший бродит», – пробасил Гарик строчку из стихотворения Пушкина.
– «Русалка на ветвях сидит», – смеясь, подхватила Оля.
– Иртыш красавец. – Гарик прошелся взглядом вдоль свинцово– синей ленты, сверкавшей в солнечных лучах. – Жалко, что у Пушкина про Иртыш стихов нет.
– Зато у меня есть, – Оля подмигнула ему, улыбаясь.
– Странно, почему я их еще не слышал? Выкладывай.
– Ну, если ты так просишь…
Течет река издалека,
Закованная в берега.
Течет, течет всегда вперед,
Как время – вспять не повернет.
В воде студеной мгла и тишь,
Бесшумно движется Иртыш.
Течет лениво, не спешит,
Как будто дремлет или спит.
Бывает же, река проснется,
Бунтуя, дерзко разольется,
И, переполнив берега,
Через леса, поля, луга,
Вперед, в деревни, в города
Покатит мутная вода,
Чтоб показать всему народу
Могущество своей природы.
Ну, а затем отступит вспять
И станет тихою опять,
Вновь в русло древнее войдет,
И вдаль покорно понесет
Плеяду барж и катеров,
Да отраженья облаков.
Упрячет мощь во мглу и тишь
До будущей весны Иртыш.
– Даже не знаю, что сказать, чтобы это не прозвучало банально, – Гарик удивленно покачал головой. – Пожалуй, не хуже, чем у Пушкина.
– Ты издеваешься? – Оля повернулась и прищурила глаза, подозревая его в ехидстве. В тот же момент «шестерку» тряхнуло на колдобине, и та издала рыдающий звук.
– Признаю, не то ляпнул. Конечно, лучше, чем у Пушкина. – Гарик вовремя поправил руль, и колеса обогнули край очередной ямы.
– Ах, ты… льстец! – Оля рассмеялась.
Через несколько часов монотонной езды они подъехали к Большеречью. Дыхание севера, доносимое ветром, освежало лицо. Воздух был намного прохладнее, чем в начале пути. В ожидании отправки парома Гарик и Оля прошли по зоопарку, известному на всю область. Сразу вспомнилось далекое советское детство, когда он был в зверинце в последний раз. Из всех животных ему почему– то запомнился только жираф, выставивший над ограждением вольера длинную пятнистую шею далеко вперед и походивший оттого на подъемный кран. В Большереченском зоопарке жирафов не было, зато были бегемоты. Впечатляющее зрелище! Оля сказала, что они похожи на огромных фиолетовых хрюшек. Но, когда те распахнули пасти, ахнула и добавила, что в них мог бы поместиться целый свинарник.
Паромная переправа была похожа на плавающий мост. Широкая длинная плита, способная уместить с десяток автомобилей. Но кроме них на паром въехала лишь парочка мотоциклистов. В сезон отпусков народу наверняка больше, а значит, и жилье в облюбованных туристами местах снять труднее. Судя по пустой платформе, можно надеяться, что с размещением не возникнет проблем.
Серая плита медленно и плавно пересекла Иртыш и примкнула к противоположному берегу, откуда вела дорога на Муромцево. Они быстро миновали большое село, не остановившись даже у двухэтажного бревенчатого здания музея, памятника культуры, хотя Оля очень просила заскочить хоть на минутку.
– Видишь, дело к вечеру, – возразил Гарик. – Дорога до Окунево плохая, намного хуже, чем была до этого, и в темноте мы просто разобьемся. Заедем на обратном пути, обещаю.
