– Ожил? Наконец– то! А я переживала, боялась, серьезная травма, придется за помощью идти, – услышал он ее голос – робкий, как у первоклассницы, и нежный, как журчание весеннего ручья. – А как тебя здесь одного бросить, в таком состоянии? Места дикие, волки рыщут. Ты как? Где болит?
– Голова, – с трудом выдавил Гарик. Язык еле ворочался, как у пьяного вдрызг.
– Ты упал очень, прямо с разбегу. Не узнал меня.
– От русалки убегал.
– Что ты, какая русалка?! Это ж я вытащила тебя! Думала, не смогу, не осилю. Ты тяжелый. Из воды еще ничего, за веревку тянула. А как поднять – сил– то и не хватает!
Тут Гарик понял, почему у русалки было такое раздутое лицо. Ясно: от натуги. Бедная девчонка чуть не надорвалась, а он ее еще и пинал! Ну не узнал в темноте! И платье это ее блестящее… В точности, как рыбья чешуя! Вот как, значит, Лия спасла его от смерти, не дала утонуть. Он изучающе взглянул на ее руки, держащие ложку. На ногтях блеснул синий лак. Вот, значит, как! Она заметила его взгляд, улыбнулась, волосы на плечи накинула, прикрыв грудь, которая, как успел заметить Гарик, была крошечная, подростковая. И тут понял, что сам лежит перед ней без одежды. Ведь она же, сам видел, на веревке сушится! Почувствовал, что краснеет, растерялся, не зная, что сказать.
– В мокрой одежде простыть недолго, – ответила она, угадав его мысли. – Уже высохла, наверное. – И пошла к бельевой веревке грациозной походкой лани.
«Ну, надо же, еще ребенок совсем, а мужика взрослого не стесняется!» – удивился Гарик, не в состоянии отвести от нее взгляд. Лия посмотрела на него глазами, в которых были глубина и мудрость, и улыбнулась. Будто знала секрет и готова была им поделиться. Волны вспыхнувшей страсти подхватили его израненное тело, и он закачался на них, то взмывая вверх, к небесам, то проваливаясь в бездну. Душа его то увеличивалась многократно, когда он возносился на вершину волны, то сжималась до размеров спичечной головки, а он чувствовал в этот момент, что тонет, тонет безвозвратно. Девушка, вчерашний подросток, не давшая ему стать утопленником в озере, утопила его в собственной жгучей страсти одним лишь мимолетным взглядом.
Что было потом, Гарик помнил плохо. Вначале она присела рядом, держа в руках ворох высохшей одежды. Он хотел одеться сам. Лия улыбнулась, сказала:
– Ты лежи. Я тебя одену, так же, как и раздела.
«Дурочка», – подумал Гарик. Когда раздевала, он без сознания был. Теперь так не получится. Неужели она, и правда, этого не понимает? Но лежал смирно какое– то время. Лия смешно пыхтела, пытаясь надеть на него трусы, и бормотала:
– Тебе сейчас вставать нельзя. У тебя наверняка сотрясение. Да и без воздуха ты под водой долго пробыл. Вдруг микроинсульт случился? Ты лежи и не двигайся. Я сейчас.
Он, вроде бы, и не двигался. До тех пор, пока Лия не коснулась его бедер своими маленькими, твердыми, как камушки, сосками. А после все поплыло перед глазами, и он больше не властен был над своими руками, губами, сердцем, да и всем остальным… Мощная волна вдруг выросла под ним и умчала его к небесам вместе с прекраснейшей девушкой на свете. Ему хотелось, чтобы этот момент длился вечно. Но вечного счастья не бывает. Кто– то давно сказал ему: «Счастье от слова «сейчас». Оно мимолетно». На этот раз его счастье прервалось слишком резко, грубо, скандально. Оно испарилось в тот миг, когда пространство вокруг огласилось пронзительным криком, так похожим на голос его жены.
– Вот, значит, какой Кристалл ты разыскиваешь! Тебе не кажется, что дно озера ты перепутал с чем– то другим?
Лия, лежащая в этот момент на его груди и казавшаяся ему даром небес, испуганно вскочила и умчалась. Гарик резко сел, голова отомстила ему за это вспышкой боли. Подобрал валявшуюся рядом одежду, прикрылся скомканным ворохом. Оля, вся красная, стояла перед ним, гневно сверкая глазами. Крупные слезы ползли по ее щекам, следом уже выкатились новые. «О, господи, что сейчас будет!» – с ужасом подумал Гарик, холодея.
– Пожалуйста, давай потом поговорим, – пробормотал он вяло. Говорить все еще было трудно.
– Почему это потом? Давай уж все сейчас и обсудим! – Она орала, как сумасшедшая. – Зачем откладывать такой важный разговор?! Зря я, что ли, всю ночь не спала, а потом полдня перлась к этому озеру, думая, что тебя волки сожрали! Оказывается, ты целехонек! И неплохо проводишь время!
– Оля, ну все, не ори. У меня травма головы, правда. – Гарик поморщился. Ее высокий истеричный голос заставлял дрожать барабанные перепонки и отдавался в голове болезненными приступами.
– Серьезно? – Она задохнулась в саркастическом смехе. – Может, мне тебя еще и пожалеть?
Она орала еще долго. Гарик перестал понимать смысл, да и зачем? Во время кратковременных пауз в гневном монологе он слышал радостное пение птиц, которым не было дела до происходящего. Они наслаждались жизнью. Если бы он был Богом, превратил бы в птицу свою жену – пусть щебечет сколько угодно, хоть слушать будет приятно. Или сам стал бы птицей и улетел отсюда, подальше от потока брани.
В конце концов, она выдохлась, повернулась к нему спиной и пошла по тропинке, ведущей обратно. Гарик вдруг подумал: неужели она одна сюда пришла? Вскочил, не обращая внимания на боль в голове, поспешно запрыгнул в брюки, догнал ее.
– Чего тебе? – Она обернулась. Лицо красное, опухшее, некрасивое.
– Провожу. Опасно одной по таким местам. Я вчера весь день по болотам ползал, заблудился.
– Найдутся провожатые, не беспокойся, – ответила Оля с кривой улыбкой. Гарик посмотрел вперед. Вдалеке маячила фигура светловолосого парня в славянской рубахе. Артамир! Вот, значит, кто привел ее сюда. Смотри, какой воспитанный! Ушел подальше, чтоб не слушать чужой семейный скандал.
Гарик стоял и смотрел, как Оля поравнялась с Артамиром, и дальше они пошли вместе. Она споткнулась, он подхватил ее, обняв за талию. Гарик почувствовал вспышку ревности и подумал, до чего же странно устроен человек. Еще недавно он хотел, чтобы Оля убралась как можно дальше, а лучше совсем исчезла бы из его жизни. И вот, стоило постороннему мужчине проявить о ней заботу, как Гарик готов был бежать следом и броситься в драку за свою жену. Наверное, правы те, кто считает, что ревность не имеет ничего общего с любовью. Абсолютно собственническое чувство.
Гарик поплелся обратно, как побитая собака. Лия стояла, обхватив локти и прикусив губу, на солнечной полянке, одетая в свое серебристое, длинное, до пят, платье, придающее ей поразительное сходство с русалкой. В глазах ее плескалась тревога, смешанная с чувством вины. прикушена С нее можно было картину писать под названием «Раскаявшаяся блудница». Гарик не хотел обсуждать с ней размолвку с женой. Он зверски хотел есть. Пряные ароматы готовящегося блюда витали в воздухе.
– Что там у тебя варится? – спросил он невозмутимо, будто некрасивой сцены и не было.
– Рис с овощами и рыбой, – ответила она. Молодец, поняла, что никаких вопросов и сочувствующих фраз он сейчас просто не вынесет.
