– Дайте мне тот напиток ваш страшный, что в прошлый раз из меня беса изгнал, – взмолился Гарик.
– Убьет тебя бес, в этот раз не выйдет. – Старушка печально вздохнула, села на табурет у печки, сцепила сухие маленькие руки и в пол уставилась. Гарик понял: не даст. Но спросил:
– Почему так?
– В тот раз с тобой дитя было, ангел небесный, чистая душа. Это тебя и спасло. Теперь не так все. И бес в тебе укрепился, хозяином твоим себя чувствует. А раньше-то лишь заглядывал иногда. Не вышибить теперь. Я точно не смогу. Да и снадобье то Артамир варил. Я уж и рецепта не помню.
– Что ж, мне теперь одна дорога – в могилу?
Старушка совсем сгорбилась на табурете. Спина изогнулась, как вопросительный знак. Потом, помолчав, сказала:
– Если шибко худо, могу отвар сварить, что боль снимает на время. Но он же и разум замутит. Подумай, надо тебе это? Ведь тогда бес еще пуще распоясается, начнет зло руками твоими вершить.
– Варите отвар. Хоть немного отдохну от боли, – процедил Гарик сквозь зубы. – Мне бы помыться, баба Лида.
– Так в баню иди. Правда, не топлена она. Вода холодная.
– Пусть. Лишь бы грязь смыть.
– А давай ведро на печке нагрею.
– Не надо. Обойдусь.
– Ну, так погоди, тут одежка Артамира осталась кое-какая, дам тебе, переоденешься.
– Спасибо.
Старушка юркнула в дверной проем и исчезла. Гарик оглядел крошечную кухню. Все так же, как и девять лет назад. На столе та же изрезанная ножом клеенка, на окнах те же занавески, только еще больше выцвели, старые черно-белые фотографии на стенах – наверное, еще из молодости бабы Лиды. Но что это? Цветные среди них появились, новые, глянцевые. Подошел ближе и остолбенел. Со снимков на него смотрели знакомые лица: Оли, Зои и … Артамира! Счастливые глаза, радостные улыбки у всех. Вот так номер! Вот, значит, на ком женился Артамир! И кто бы мог подумать? Не зря ведь говорят, что в тихом омуте черти водятся! Тяжелой волной накатило зло, придавило, придушило. Глаза вдруг зажгло, будто кислотой плеснули. Зажмурился. Голос бабы Лиды тихо произнес:
– Ты не серчай. Бывает так. Не виноват он перед тобой. Полюбил ее так, что жизнь не в радость стала. Как отвез ее тогда в город, когда ты с дитем с озера вернулся, так с тех пор лица на нем не было, пока она ему сама не позвонила. Позвала, он и умчался.
– Сама? Сама позвала? Так я и знал, что она еще тогда на него запала, как в первый раз увидела! – прорычал Гарик раненым зверем.
– Ты остынь уж. Столько лет прошло. – Старушка сунула ему в руки чистую одежду, сложенную стопкой. Сверху – льняная рубаха внука, вышитая славянскими символами. «Вот ты какой прыткий оказался, святоша Артамир!» – Гарик понуро побрел в баню с чувством, что все его предали.
Обезболивающий напиток, сваренный бабой Лидой, чудесным образом облегчил боль. В голове стало светло и пусто, будто захламленную душную комнату прибрали и проветрили. Доводившее до бешенства завывание «Мам-м– мон-н…» смолкло, наконец. «Чудо, а не напиток!» – обрадовался Гарик. Но это сначала. А потом понял, что лучше бы его не пил. То, что произошло спустя час, было по-настоящему ужасно.
Гарик вдруг понял, что должен найти и убить какого-нибудь ребенка, отнести его на озеро Шайтан и бросить притаившемуся там голодному демону. Да, это зло, он прекрасно понимал, но другого выхода просто нет. Скоро боль вернется, и он подозревал, что она окажется сильнее, чем прежде. Демон ни за что не оставит его в покое, даже после его смерти. Только, умерев, Гарик уже не сможет ничего исправить. Не сможет расплатиться с демоном по долгам. Лишь тот, кто испытал подобные страдания, в состоянии его понять. Понять, что он просто вынужден пойти на это страшное преступление. Наверняка в деревне есть дети. Гарик был уверен, что демон подскажет ему, в каком доме искать. Надо просто пройтись по улице. А демон возьмет и сделает так, чтобы он услышал детский плач. Потом Гарик постучится и представится заблудившимся туристом, попросит ночлега. Те, конечно, могут отказать, сославшись на то, что в доме малыш, у них и так полно хлопот. Но он сразу предложит им денег. Много денег. У него все карманы забиты наличкой. Увидев столько крупных банкнот сразу, те даже не подумают возражать. И он войдет в дом, где есть то, что ему нужно. То, что нужно демону в озере. И ночью, когда все уснут, он вынесет ребенка из дома и пойдет платить дань своему хозяину.
Спланировав все, Гарик направился к входной двери. Толкнул, но та не открылась. Толкнул сильнее. Дверь даже не шевельнулась. Странно. Засов отодвинут. Снаружи, что ли, его заперли? Ярость заклокотала в нем, забила кипящим гейзером такой силы, что едва пар не повалил из ушей. Гарик отошел назад и бросился на преграду в прыжке, обрушившись на нее всем весом. Но та не скрипнула даже, ни на сантиметр не подалась.
– Баба Лида! – заревел Гарик жутким чужим голосом. – Баба Лида, открывай! Выпусти меня! – И понёсся ураганом по комнатам. Их было немного, и он быстро ее нашел. Старушка сидела в своей спальне на самом краешке аккуратно застеленной кровати, изучала щели в дощатом некрашеном полу.
– Что ты с дверью сделала? – бесновался Гарик, потрясая кулаками в воздухе. – А ну, открывай!
Та и не вздрогнула. Так и сидела, не поднимая глаз, невозмутимая, будто не видит и не слышит его.
– Всю хату щас тебе разнесу, дура старая! – с надрывом орал Гарик, рискуя порвать голосовые связки. Никакого эффекта. Он метнулся к окну, саданул в него плечом, но стекло даже не дрогнуло. Разбежался, пнул ногой. Ни трещинки.
– Ах ты, старая ведьма! Колдовать вздумала?! Убью!
Не отдавая себе отчета, протянул руки к сгорбившейся фигуре, но те вдруг зависли в воздухе, наткнувшись на невидимую преграду. И как он ни бился, дотянуться до нее не мог. В бессильной злобе он начал хватать предметы и швырять в нее, но все отскакивало. Отлетела стеклянная ваза, рассыпалась на тысячи осколков. Деревянный стул разлетелся в щепки о бревенчатую стену. Какие-то коробочки, шкатулочки, зеркальца, книжки – все металось в воздухе вокруг бабы Лиды, не причиняя ей никакого вреда. Гарик устал. Вдруг понял: это получается у нее, потому что она ему в глаза не смотрит. А посмотрит – и разобьются колдовские чары. Демон черный, что в нем сидит, куда сильнее. И стал ее голосом ласковым упрашивать:
– А ну, глянь на меня, бабушка. Посмотри, все уж прошло, я в себя пришел. Прости, не буду буянить больше. Чистую правду тебе говорю. Не веришь – сама посмотри. Посмотри. Посмотри. Посмотри-и-и-и-и-и!!! – Он вдруг завизжал по-поросячьи, вслед загорланил петухом, потом еще мяукал, гавкал, крякал и квакал, и лишь к утру свалился без сил у порога ее комнаты и уснул мертвым сном.
Солнечный свет, наполнявший избу, разбудил его уже днем. Глянул в окна, удивился. Небо чистое, синее, высокое. Куда бескрайние тучи подевались так быстро? Головная боль и звон в ушах вернулись, и вообще чувствовал он себя так, будто каток асфальтоукладочный по нему проехал. Еле собрал себя в кучу, поднялся на ноги и охнул. Ныло все: плечи, бока, ноги и руки. Вспомнил, что ночью творил, и такой стыд его накрыл, что за голову схватился. Это ж надо! Ребенка убить хотел! Кошмар! А бабуля молодец! Как это вышло у нее? Мистика какая-то! Не выпустила его из дома с кровожадными намерениями! Ведь он ее запросто убить мог, но не сумел и притронуться. Волшебство, не иначе. Услышал звон посуды в кухне, пошел прощения просить. А она ему с улыбкой:
