— Никому, — прошептала я и вздохнула, понимая, что надо колоться. — То есть мне позвонил Вадик… Еговров, мы собирались встретиться в Гриффин Паб. Но я решила залететь домой, переодеться.
— Понятно. Тот, кто устроил засаду, хорошо тебя знает.
Я вздрогнула. А ведь Ралфи прав.
— Больше никому не говорила?
Я быстро покачала головой.
— Нет.
— Почему-то слабо верится.
Я пожала плечами.
Вообще-то говорила. Ну как — говорила? Скорее, обмолвилась. Гориславу.
Но об этом лучше молчать.
Во-первых, чтобы не подставлять напарника. Как Ралфи сказал майору из Дозора, «пускай живёт»? Вряд ли имелось в виду в буквальном смысле, конечно… Но Гориславу неприятности точно не нужны. А они у него будут, если Ралфи прикопается.
А во-вторых… потому что Горислав ни при чём. Я в напарнике уверена как в себе. Мы столько лет вместе… Да мы через такое вместе прошли — нарочно не придумаешь! И хоть я и зла на него за представление, что устроил у карантинного отсека, всё же не до такой степени, чтобы так подставлять.
— Что это было? — спросила я тихо, чтобы сменить тему. — Там?
— Хаос, — коротко ответил ведьмак, не оборачиваясь.
Глава 52
Оставшуюся дорогу ведьмак не проронил ни слова. Я тоже молчала. Сначала думала, Ралфи интересничает, ждёт, что начну задавать вопросы, мол, «А что же это такое — тот самый хаос?», восклицать: «Ах, если бы не вы!», «А какие у них были зубы!» и прочее в таком роде. И, учитывая хвалёное ведьминское любопытство, аж на части разрывало, так было интересно! Прям жуть жутовская!
Конечно, именно поэтому я молчала.
Из вредности. Поначалу… Затем, не выдержав, покосилась на тёмный профиль рядом, отметила плотно сжатые зубы, нахмуренные брови, постукивание пальцев по рулю и поняла, что псионик сейчас где-то далеко. Витает в мыслях об этом самом «хаосе», чем бы он ни был. Но вообще, судя по тому, что я видела, похоже на неизвестную мне разновидность магической трансмутации — облик Еговрова был воспроизведён очень достоверно. Я поверила. Да что там я — даже Каспер поверил. Что, учитывая его териоморфную природу, совсем уж странно.
В общем, раз Ралфи разнообразия ради решил подумать, я не стала напоминать о себе. Во избежание, так сказать… Опасалась вновь оказаться под обстрелом из его взглядов, ухмылок и намёков, от которых щёки, губы и даже уши начинают предательски пылать, а у меня возникает непреодолимое желание мимикрировать под окружающую среду… В данном случае превратиться в человека-кресло.
Так что поездка прошла в относительном спокойствии.
Мы въехали в коттеджный посёлок с какой-то хитрой системой пропусков — никогда такой не видела, даже в фильмах, прямо правительственный объект какой-то, ни больше ни меньше, после чего устремились к крайнему дому, который буквально на опушке леса.
На мгновение представилось, как классно, должно быть, вылетать из окна, что выходит на сосновый лес, на самом рассвете, даже чуть раньше, когда на небе ещё зевает во весь рот бледная луна, сонно моргают припозднившиеся звёзды, а воздух такой тихий, звенящий, и всё вокруг замерло в такой пронзительной тишине, что чувствуется стремительный полёт планеты сквозь прозрачный голубой эфир…
По-прежнему не говоря ни слова (и не удостоив ни меня, ни Касперского взглядом), Ралфи вышел из машины. Я же осталась сидеть.
Во-первых, потому, что выйти мне не предложили, а во-вторых, даже если б и предложили, шевелиться попросту не хотелось. Не то лень, не то слабость, не то и то и другое вместе.
Обойдя машину, Ралфи всё с тем же задумчивым и невозмутимым видом распахнул дверь с моей стороны.
— Надеюсь, не возражаешь, — хмыкнул он, нагибаясь и подхватывая меня на руки.
Можно подумать, у меня есть выбор!
К тому же на этот раз запрокидывать меня на плечо не стали. И я не успела обрадоваться тому обстоятельству, что чьи-то наглые руки теперь не дотянутся со своим возмутительным похлопыванием до мест, совершенно для этих самых рук не предназначенным, как поняла, что лучше, пожалуй, было бы снова оказаться запрокинутой на плечо! Так хотя бы лица его не было бы видно! Потому что сейчас оно было перед самыми глазами. Гораздо ближе допустимого! Зачёсанные назад, отливающие жидким огнём, волосы. Пристальный и циничный взгляд глубоко посаженных карих глаз. Плотно сжатые, чётко очерченные губы… сизые от щетины впалые щеки и волевой подбородок.
И этот чёртов одурманивающий аромат чёрной смородины кружит голову, усиливаясь, казалось, с каждым моим вдохом!
Ведьмак молча наблюдал за мной из-за своих спектральных линз с каким-то странным, тревожным… то есть тревожащим видом. Слишком уж довольным Ралфи выглядел — вот никогда ещё его таким не видела! Я невольно всмотрелась в своё отражение в магических стёклах — встрёпанная, бледная, с нервно закушенной губой… словом, не повод для радости. Я вдруг почувствовала себя лабораторным питомцем, которого отобрали для эксперимента. И понимание, что для терранавтов мы, земляне, и вправду что-то вроде эксперимента, уверенности не придавало.
— Молчишь, — тихо сказал Ралфи. — Кажется, у вас говорят, что это знак согласия.
Сглотнув, я поспешила любезно и невозмутимо оскалиться.
— Что вы, — хлоп-хлоп ресницами. — Совсем не возражаю против своей транспортировки. Даже наоборот!
И когда чётко очерченные губы ведьмака растянулись в самодовольной улыбке, с нескрываемым удовольствием добавила:
— Считаю, что вам следует посвятить себя ношению тяжестей.
Ведьмак хмыкнул, чуть подбрасывая меня на руках, не то перехватывая поудобнее, не то демонстрируя, что моим «пятьдесят кэгэ с хвостиком» далеко до «тяжестей» в его понимании.
— Я тоже счастлив, что нашёл своё призвание, — ответил Ралфи мне в тон и подмигнул, дёрнув уголком рта.
Я вспыхнула, и, прежде чем успела парировать, Ралфи продолжил:
— Рад, что тебе лучше.
Я промолчала. Мало ли, если соглашусь, мне придётся идти пешком. Нет уж, взялся — путь несёт.
— А скоро станет совсем хорошо, — мечтательно проговорил Ралфи, и по играющим на небритых щеках ведьмака желваках я поняла, что этот гад просто издевается надо мной! Специально! Нарочно меня… смущает. А я и ведусь… Ах, ну конечно! Неудивительно даже. Всё время забываю, что он псионик… Слишком уж это редкая и сложная магическая мутация — у нас своих нет, разве что теоретики. И если верить этим самым теоретикам, высшие псионики ощущают чужие эмоции чуть ли не на вкус. Для них это в порядке вещей. Как для нас, анимагов, — чакральная связь со своими питомцами.
Сравнение снова вышло неудачным — выступать в роли питомца мне не улыбалось, потому процедила:
— Ну конечно, станет. Ведь рано или поздно вы поставите меня, наконец, на ноги. И руки свои уберёте.
