Я хотела спросить, на что нужны были эти свободные часы, но не стала. Наверное, для того, чтобы провести время с любовницей.
Машина завернула за очередной поворот. Мы уже подъезжали к центру Мюнхена.
— К тому же, господин Ланге не спит с кем попало.
— Как продумано с его стороны, — я не смогла сдержаться и съязвила, а Вальзер, не обращая внимания на мои слова, продолжил:
— На каждую из его любовниц, еще до начала связи, подбиралась вся информация, но господин Ланге никогда ее не просматривал. Те, кто занимался сбором сведений просто сообщали все ли хорошо с выбранной женщиной или нет. На этом все. Но информацию о вас он просматривал. При чем, неоднократно — в течение девяти месяцев. И, несмотря на то, что господину Ланге никогда не нравились настолько молодые девушки, в вас он явно заинтересовался.
— Вы ошибаетесь, — я зло буркнула. — Надумали себе лишнего и теперь считаете, что я ему интересна. Это не так! — вспылила и последние слова произнесла на повышенном тоне. — В том, что вы рассказываете, нет ничего такого.
— Хорошо, госпожа Нагель, я расскажу еще про один случай, хотя о нем предпочел бы умолчать, — Вальзер лишь раз кинул на меня хмурый взгляд, после чего опять обернулся и смотрел на дорогу. — Это касается того, как вы потеряли девственность.
Я вопросительно приподняла брови. Женщиной меня сделал Ланге и я уже ненавидела ту ночь, когда мы с ним впервые перешли грань, но не думала, что Вальзеру было что-то известно об этом.
— Если не ошибаюсь, парня, с которым вы лишились девственности звали Петер Закс.
— А-а-а, — я не сдержалась и протянула.
На самом деле, с Петером у меня ничего не было. Мы вместе учились в одном университете и дружили. Но я поняла, о чем говорил Вальзер. В один день у Петера в квартире была вечеринка. Я тогда выпила совсем немного сидра, но почему-то сильно опьянела и заснула, а когда проснулась, уже была ночь и в квартире остались только я и Петер. Я хотела поехать к себе, но он сказал, что не было смысла тратить огромные деньги на такси и я могла до утра остаться у него. Я тогда очень сильно экономила и к тому же, до утра оставалось не так уж и много, поэтому приняла предложение парня, но, поскольку заснуть больше не могла, мы сидели у него в гостиной и смотрели телевизор. Петер казался мне довольно неплохим человеком, но так было лишь до того момента, пока он не стал приставать ко мне. При чем, очень настойчиво и даже повалил меня на диван, начиная раздевать, но я дала ему сильную пощечину и убежала.
Вот только, на следующий день Петер на весь университет разнес то, что переспал со мной и все приняли это за правду, так как знали, что я осталась у него в квартире. Я сильно злилась, но изначально в этом цирке слухов не собиралась участвовать, ведь те, кто их распространял, только были бы рады новой шумихе, предавая ей большей гласности и, возможно, на смех меня подняли бы, ведь, как я могла доказать, что не спала с Петером? Всем и каждому говорить «Я не такая»? Или взять у гинеколога справку и показывать ее, как доказательство своей невинности? Нет. Те, с кем я хорошо дружила и так понимали, что все это ложь. Или же им вообще было плевать на эти слухи.
Но, когда Петер выставил в сеть, прямо в группу нашего потока, фотографию, где я была полуобнаженной, мой самоконтроль был сорван. Понимая, что, пока я спала, Петер меня раздевал и фотографировал, я запылала от гнева. И я осознавала, что, скорее всего, дальше он не зашел лишь потому, что я начала просыпаться. Несмотря на опьянение, у меня было обостренное чувство опасности и даже сквозь сон, я что-то почувствовала, из-за чего открыла глаза, но, когда я это сделала, Петер просто сидел рядом со мной. Сказал, что пришел меня будить и я решила, что ощущение, будто меня раздевали, мне лишь почудилось. Но, осознав, что, нет, Петер действительно касался меня, я загорелась злостью. До сих пор прекрасно помнила, как тогда пошла в столовую, где он сидел с ребятами и, взяв тяжелый металлический поднос, пошла к нему. Увидев меня, Петер ухмыльнулся и спросил:
«Что, Нагель, хочешь еще? Извини, но это не ко мне. Мне с тобой не понравилось. Ты, как бревно».
Те, кто сидел с ним за столом, засмеялись, но я на это не обращала внимания. Замахнулась и ударила подносом Петера по голове. Сначала по макушке, а потом по лицу. Он упал на пол и из его разбитого носа ручьем потекла кровь, а я села сверху на парня и продолжила его бить. Тиль пытался меня оттащить, но у меня перед глазами возникла пелена гнева и здравый рассудок затуманился. Когда Тиль отобрал у меня поднос, я схватила Петера за волосы и, несмотря на то, что он сам пытался меня оттолкнуть и ударить, я намертво вцепилась в него и вырвала несколько клоков волос.
В детдоме я часто дралась и не редко именно с парнями. Там царила своя иерархия и девушки не оставались нетронутыми. Хотя, некоторые могли сами отдать себя, лишь бы взамен получить защиту. Меня там считали бешенной, ненормальной сукой, из-за постоянных драк, но лучше так, чем мной неоднократно попользовались бы парни. Я выживала в детдоме и каждый день проводила в жутком напряжении и словно в агонии. Неоднократно находилась в ужасных ситуациях, но любыми способами не давала себя тронуть. Была сильной, но рядом с Ланге стала слабой. Я вообще понятия не имела, почему это произошло.
Лишь немного позже, неоднократно размышляя над всем этим я осознала, что с самой первой встречи с Ланге я почувствовала его силу. Мощь характера и неограниченной власти, скрытыми за стальными глазами. Сразу они меня пугали. Я впервые встретила человека, чье даже просто присутствие вызывало у меня страх, но позже этот мужчина начал меня манить. Он стал первым, рядом с кем мне захотелось быть слабой.
Я ведь и правда раньше никогда не могла расслабиться. Там в детдоме меня однажды ночью, пока я спала, схватили старшие парни и в рот засунули кляп, после чего по коридору поволокли в коморку. Я прекрасно понимала, что они хотели сделать и, вырвавшись, использовала единственный способ избежать ужасной участи. Не имея пути к побегу, переклонилась через перила и упала со второго этажа на первый. Сломала руку и получила сильное сотрясение, но смогла вынуть кляп и закричать. Подняла шум и благодаря этому спаслась, но подобных ситуаций было много. Из-за них я предельно ясно поняла одно — мне всегда и везде следовало быть осторожной.
После того, как я покинула детдом, стало немного легче. Люди за его пределами другие. Не такие жестокие. Порой даже добрые, но я все равно постоянно ждала подвоха. Несмотря на то, что стала снимать квартиру и уже жила одна, часто по ночам, услышав малейший шорох, сразу вскакивала на кровати и в опаске оглядывалась по сторонам. Рефлекторно, перед тем, как обуться, просматривала обувь, ведь в детдоме другие девчонки часто кидали мне в кроссовки острые кнопки. И я постоянно, перед тем, как начать есть, изучала свою еду. Смотрела на нее и нюхала, ведь, опять-таки, в детдоме в еду могли незаметно бросить всякую гадость. Порой действительно мерзкую.
Тиль все это замечал и часто ругал меня:
«Хайди, сколько можно? Ты уже не в детдоме. Прекрати себя так вести» — в этот момент друг злился потому, что я вновь на рефлексах начала с настороженностью изучать суп, который мне насыпала его тетя, когда мы вместе с Тилем поехали к ней в гости.
