— Как отреагировал Модератор, когда вы сказали то, что он хотел услышать?
— Предложил на пару замутить. Типа, он клиента пришьет, а я в это время стрипку завалю.
— Вы согласились.
— Нет, конечно!
— Отказались?
— Ну, не то чтобы… Скорее в шутку разговор перевел и отделался от него. А недели через три первое письмо в желтом конверте пришло, с ключами.
— Из этого вы делаете вывод, что Модератор не дождался, пока вы исполните свою часть договора, поэтому сам убил и девушек, и мужчин?
— Про мужиков я ничего не знаю, а девчонок он пытался меня заставить убивать. В первый раз я в квартире оказался, когда блондинка живая была.
— И что вы сделали?
— Убежал, конечно.
— А во время следующего вашего визита?
— Она убитая лежала, точно в такой позе, как мамка сеструхе рассказывала.
— И как вы описывали Модератору?
Леша кивнул.
— Думаете, таким образом он подготавливал вас к следующему убийству?
— А что тут думать? Правда, когда я снова к живой девчонке, к Вале этой, в квартиру попал, первая мысль была, что меня отправили ее спасти. Но потом я допетрил, что к чему…
— Давайте вернемся к моменту, когда вы впервые обнаружили убитую девушку. Что вы тогда почувствовали?
— Ужас. Омерзение. Даже подташнивало поначалу, — он уставился взглядом в стену за спиной психиатра, — в основном от запаха металлического такого, а еще оттого, как она застыла и не двигается, совсем.
— А потом?
— Попривык немножко, — улыбнулся он. — Оглядел ее ноги искусанные, между ними все кровавое, груди без сосков.
— Увиденное вызвало у в вас сексуальное желание?
Вместо ответа Леша улыбнулся еще шире. Его подбородок выдвинулся вперед, от чего улыбка напомнила злобный оскал.
— Алексей, вы меня слышите? — окликнул его психиатр.
— А?! — Лицо Леши в одну секунду приняло прежнее, страдальческое выражение. Глава забегали по кабинету, подбородок вернулся на место. — О чем вы меня спросили?
Илья и Олег Дмитриевич переглянулись. Из дальнего угла послышались щелчки сенсорной клавиатуры айфона. Сидящий рядом со мной психиатр поднял руки к лицу и прикрыл ладонями нос и рот.
-— Ах, да, что я чувствовал, когда обнаружил труп. Ужас. Я испугался, вдруг убийца где-то рядом, а когда никого поблизости не увидел, решил, что Модератор хочет меня подставить. Смотреть на мертвую девушку было неприятно, а прикасаться к ее остывающей коже так вообще мерзко, но я все равно заставил себя взять кухонный нож и вырезать следы зубов. Мало ли, они мои. Я не говорил, что перед этим лежал в ее квартире без сознания? Вроде бы нет. В последнее время у меня так себе с памятью. Чего вы на меня все так смотрите?
Глава 37
Тот, чье имя нельзя называть.
— На лицо диссоциативное расстройство идентичности, — сказал Николай Игоревич, когда мы вышли из кабинета, в очередной раз предоставив спасшему меня полицейскому сторожить Лешу.
— А вы уверены, что он не притворяется? — сверху вниз посмотрел на старика Илья.
— Это маловероятно.
— Но не исключено?
— Поймите, молодой человек, для того, чтобы поставить точный диагноз, нужно время.
— У нас его вот-вот заберут. Остался час, может два.
— Речь не о часах, — покачал головой Николай Игоревич. — Требуются недели, а иногда даже месяцы или годы. За один день ничего не успеть, это долгий процесс.
— Но вы же сделали для себя выводы? — послышался у меня над ухом голос Руслана. По коже пробежали мурашки, несмотря на то, что спиной я ощутила исходящее от его тела тепло.
— Для себя, естественно, сделал, — улыбнулся ему старик.
— Да все мы сделали, — усмехнулся Олег Дмитриевич, потирая лысый затылок. — Такое увидишь, не только выводы, еще чего-нибудь под себя сделаешь.
— И это ерунда по сравнению с теми перевоплощениями, которые происходили с ним в моей квартире, — заметила я. — Причем большая часть из них была ему не на руку.
— Ничего удивительного, — кивнул старик. — Диссоциация — всего лишь защитный механизм. В момент экстремального психологического напряжения пациент начинает воспринимать происходящее так, будто это переживает кто-то другой. Другая личность, живущая в его теле, если хотите. Редко кому удается контролировать так называемые «переключения». Отсюда и его странное поведение, порой противоречащее собственным интересам.
— Слушайте, я тоже много раз был в состоянии… Как вы это называете, «экстремального психологического напряжения», — сказал Илья, и я знала, что он не преувеличивает. Однажды я сама видела, как после удара электрошокером Илья впал в приступ паники. И причина была не в том, что я слишком сильно зарядила агрегат, а в раке крови, который он переборол в подростковом возрасте, и в страхе боли, оставшемся с ним навсегда. — Так вот, никакие другие личности не приходили. Сознание я, конечно, иногда терял, но на этом все.
Судя по удивленному взгляду Олега Дмитриевича, коллеги были не в курсе жизненных перипетий новичка.
— Обычно такие личности формируются еще в детстве, — заметил Николай Игоревич, — под воздействием насилия, чаще всего сексуального. Причем спрашивать Алексея о пережитом им стрессе скорее всего бесполезно, потому что другая личность наверняка защитила его от негативных переживаний, а значит, он вряд ли будет о них помнить.
— А эта другая личность может помнить? — снова раздался голос у меня за спиной и по телу прокатилась новая волна мурашек.
— Полагаю, что да.
— Значит, она должна помнить и момент убийства! — догадалась, к чему клонит Руслан, я.
— Точно! — хлопнул в ладоши Олег Дмитриевич. — А как бы нам эту вторую личность допросить?
— Сложно сказать, что является стимулом для переключения, — потер подбородок психиатр.
— Я только заметила, что Леша каждый раз возвращался, когда его звали по имени.
— Предлагаешь подождать, пока он снова сам переключится, а потом обезличено к нему обращаться? — спросил Илья.
— Тот, чье имя нельзя называть, — прыснул со смеху Олег Дмитриевич, но, когда никто больше не рассмеялся, добавил: — А если его мамаша раньше нагрянет?
— Пожалуй, существует один вариант, — пробормотал старик. Заметив, как мы все на него смотрим, он закачал головой. — Нет, этого делать нельзя.
— О чем речь, доктор? — раздался хрипловатый баритон у меня над ухом. Волосы, подхваченные дыханием Руслана, защекотали правую щеку и коснулись шеи.
— О гипнозе, естественно. Но это исключено. Мы не имеем права… — оправдывался он, явно ощущая давление наших взглядов.
