Но вот впереди нас, метрах в трехстах, из лощины появились немецкие каски. Мы моментально перенесли огонь на них. Одному из фашистов удалось дать автоматную очередь, и снайпер Соколов уронил голову на руки, а Строева, зажав рукой левое плечо, скатилась на дно оврага. Борисову разбило оптический прицел, но он тут же взял винтовку Соколова и продолжал стрелять. Ульянов подбежал к Строевой и перевязал ей руку. Возвратившись к нам, он сказал:
– Рана не опасная, но Зину все-таки надо передать санитарам.
Но как только была наложена повязка, Строева отползла от нас в сторону, подобрала где-то немецкий ручной пулемет и открыла огонь. Немцы, ползущие по склону лощины, покатились вниз. Мы думали, что морячки подоспели к нам на помощь, но это была Зина. Я погрозил ей пальцем:
– Сиди и не думай ввязываться в бой. Без тебя справимся!
Строева, будто не слыша меня, продолжала стрелять из пулемета. Тогда Ульянов взял девушку на руки и силой отнес в укрытие.
– Медведь чертов, – кричала Зина, отбиваясь, – плечо потревожил!
Со стороны шоссейной дороги послышались крики «ура!», разрывы ручных гранат, короткие автоматные очереди. Это наши товарищи в упор расстреливали убегавших в сторону Урицка вражеских солдат. Морская пехота и батальон Чистякова гнали немцев. Строева уже вновь сидела у пулемета, злыми глазами смотрела в сторону лощины и, когда увидела бегущих немцев, моментально открыла огонь, преграждая противнику путь к укрытию. Тогда к Строевой кинулся Борисов, взял из ее рук пулемет и сам повел из него огонь. Зина со злости стукнула Борисова кулаком по плечу, захватила рукой горсть мелких камней и швырнула их в сторону убегавших фашистов.
– У-у, гады, бежите?! – кричала девушка.
Она была возбуждена. Азарт боя заглушал боль раны. Но когда наши товарищи овладели клиновскими домами и продолжали гнать врага к Урицку, лицо Зины вдруг покрылось крупными каплями пота.
Мимо нас бежали все новые и новые подразделения морской пехоты. Они продолжали атаку. Скоро мы сдали Строеву санитарам, а сами возвратились в роту. Круглов сразу же спросил:
– Все вернулись?
– Нет, товарищ командир, – ответил Ульянов. – Соколов убит, а Зина ранена.
– Эх! – простонал Круглов. – Дорого обошелся нам сегодняшний день! – Командир рубанул кулаком по воздуху и зашагал по траншее.
В это время недалеко разорвался вражеский снаряд. Я увидел, как упал на дно траншеи шедший к нам майор Чистяков. Когда мы подбежали к нему, он был уже мертв: вражеский осколок перебил ему сонную артерию, попав немного ниже левого уха…
Много, очень много горя принес нам этот день. Был убит политрук роты Васильев. Я не мог взглянуть в его мертвое лицо, так мне было больно. Вспомнились вся его жизнь, наш совместный труд на заводе и тяжелый путь отступления от берега реки Нарвы до стен Ленинграда. Это было мучительно…
С наступлением ночи бой утих. Мы унесли тело убитого комбата и положили у подножия холма рядом с политруком Васильевым и другими нашими боевыми друзьями. Круглов достал из кармана гимнастерки партийный билет Георгия Сергеевича Чистякова и положил его на грудь комбату, поверх нее – фотокарточку его жены и дочери. Не хотелось верить тому, что наш любимый командир не откроет своих умных карих глаз, не улыбнется нам и не скажет: «Ну, ребята, и денек выпал на нашу солдатскую долю сегодня…» Губы комбата были сжаты, глаза закрылись навсегда…
Мы похоронили наших боевых друзей на холме возле города Урицка, где был остановлен враг. День близился к концу, мороз крепчал. Фронт словно впал в забытье – ни единого выстрела. Только стук топоров и лязг лопат доносились из немецкой траншеи.
Ульянов, Борисов и я остановились возле пулеметной ячейки дяди Васи. Ершов подал нам кисет:
– Закуривайте, ребята. Теперь это делать можно не впопыхах. Видите, чем заняты немцы? В нарядных мундирах землю роют.
Ершов зло посмотрел на бруствер гитлеровцев, над которым то и дело взлетали комья земли.
– Да, роют… А помните, как они по фронту колоннами хаживали? Уж больно прыткими были.
Ершов подошел к своему «максиму» и дал длинную очередь.
– Так-то оно лучше будет, чтобы фашисты голову не высовывали и глаз своих на Ленинград не пялили!
В эти минуты я думал: каждый воин и житель города хорошо знает, что враг пришел сюда не для того, чтобы стоять в двенадцати километрах от города и смотреть на купол Исаакиевского собора
[21]. Враг еще силен, он не раз попытается овладеть Ленинградом! Мы чувствовали смертельную опасность, нависшую над любимым городом.
Смерть Ульянова
В первых числах ноября 1941 года после тяжелых и затяжных боев за Урицк остатки нашего батальона были выведены из боя. И вот Ленинград. Как преобразился прекрасный город, как изменился за четыре с половиной месяца войны! На улицах – баррикады, сады и парки изрыты глубокими траншеями. Длинные стволы пушек выглядывают из мирных раньше уголков. Люди в штатском маршируют с винтовками в руках – учатся воевать. Витрины магазинов наглухо забиты досками. Уличные фонари погасли, – город во мраке. В небе гулко гудят моторы самолетов. Озаряясь золотистыми вспышками, рвутся снаряды, по крышам стучат падающие осколки. Но наблюдая эту суровую красоту фронтовой ночи, я видел погруженный во мрак, весь израненный, но живой и гордый Ленинград.
Промелькнул трехдневный отдых. Наш батальон был расформирован. Теперь я находился в составе 21-й мотострелковой дивизии внутренних войск НКВД. Здесь я встретил старых товарищей по батальону Чистякова и по роте Круглова. Для нас начался новый этап войны – окопный. Командование Северного фронта
[22] немцев полагало, что зажатый со всех сторон в кольцо Ленинград – в их руках. Фашисты шли в наступление пьяные, с дикой яростью рвались к городу, но каждый раз под ударами советских войск вновь и вновь откатывались на прежние рубежи. Нелегко приходилось и нам. Много потребовалось крови и жизней, чтобы остановить и заставить зарыться в землю вооруженных до зубов первоклассной техникой и опьяненных успехами фашистов.
В штабе 14-го полка нас, снайперов, долго не задержали: мне и Ульянову было приказано идти в 1-й батальон, который занимал участок обороны под Урицком. По дороге в батальон мы встретились со старым нашим другом – пулеметчиком Василием Ершовым. Дядя Вася обрадовался встрече:
– Куда, ребята, путь держите?
