Все было готово к долгожданному дню – дню наступления. Каждая огневая точка, каждый блиндаж противника были на прицеле наших пушек и минометов.
В ночь на 20 декабря 1943 года к нам на оборону пришли свежие силы; в основном это были молодые бойцы. Они выглядели очень нарядными в своих белых овчинных полушубках, в новеньких серых валенках, с воронеными автоматами. У многих были пулеметы-пистолеты. Повстречались земляки, завязывались дружеские беседы. На помощь защитникам Ленинграда пришли металлурги Урала, оружейные мастера Тулы, автомобилестроители Горького, хлеборобы тверских и вологодских колхозных и совхозных полей. Знакомясь ближе, мы при свете осветительных ракет показывали прибывающим товарищам расположение огневых точек врага, а потом и постреляли вместе. А на рассвете неожиданно пришел приказ: нашему 602-му полку отойти на второй рубеж обороны. Вечером мы уже были в Ленинграде.
Когда мы шли по проспектам города, я видел, как иногда солдаты или командиры внезапно выходили из строя, ненадолго останавливались возле обгорелой коробки дома, из которой торчали согнутые огнем железные балки, или просто у груды кирпича. Я тоже остановился у большой груды кирпичей и железного лома на Нижегородской улице.
– Ты что стоишь? – спросил Найденов, поравнявшись со мной.
– Здесь погибли мои жена и сын…
Сергей снял ушанку, молча постоял рядом со мной.
– Сережа, ты иди, я догоню, мне необходимо побывать еще в одном месте, – сказал я.
– Осип, позволь, я пойду с тобой, – не желая оставлять меня одного, попросил Найденов. Он, конечно, понял, куда я собирался идти.
Мы быстро пробежали по Аптекарскому переулку и вышли на проспект Карла Маркса.
– В каком доме жил Володя?
– Дом 34, напротив церкви.
Входная дверь и окна фасада дома были наглухо заколочены. Мы прошли во двор, но вместо двора увидели глубокую воронку от разрыва крупнокалиберного артиллерийского снаряда… Дальше я не мог сделать ни шагу. У меня вдруг что-то случилось с коленками, они перестали сгибаться. Я сел на скамейку у двери. Через эту дверь мы вместе с Володей когда-то входили в дом… Шли минуты, и вот я услышал голос Сергея:
– Осип, пора идти, а то не догнать будет наших.
– Да, пора. Пойдем.
Мы догнали свою роту, когда она вышла на проспект Энгельса. К утру мы уже были в Лисьем Носу, где остановились на кратковременный отдых. В эту спокойную ночь, проведенную в натопленном доме, мне захотелось остаться одному. Товарищи, после того как днем помылись в бане, побрились, очистились от густой траншейной грязи, спали крепко, глубоким сном, разметав руки. Заразителен сон здоровых людей – не помню, как уснул и я. Очнулся я от прикосновения чьей-то руки и по привычке быстро вскочил на ноги. Передо мной стоял Сергей с двумя котелками в руках:
– Давай завтракать, потом тебе надо идти в штаб дивизии, вызывает какой-то Черепуха.
– Кто сказал?
– Ротный велел передать.
Вскоре я зашагал к отдаленному домику на окраине Лисьего Носа, где расквартировался штаб 109-й дивизии 42-й армии.
Начальник штаба полковник Черепуха сразу приступил к делу:
– Есть полторы сотни новеньких снайперских винтовок, их необходимо пристрелять. Сейчас должен прийти начальник артснабжения, с ним вместе и решим, где лучше заняться этим делом.
В дверь постучали. Вошел майор Ражнов, начальник артснабжения дивизии.
– А мы вас и поджидаем, – сказал ему полковник. – Надеюсь, вы знакомы со снайпером-инструктором Пилюшиным?
– Еще бы! Горло мне перегрыз из-за снайперских винтовок.
– Вот и хорошо, что перегрыз. Если бы вас не тормошили, вы бы проморгали эти полтораста винтовочек. Где организуете пристрелку, решите сами, но винтовки не позднее 1 января должны быть направлены в подразделения.
В этот день я не мог заняться пристрелкой, только нашел место для стрельбы, приготовил мишени и ушел к себе, чтобы отдохнуть и попросить товарищей помочь мне. За пять дней все полученные новенькие снайперские винтовки были пристреляны и отправлены в полки.
Среди бойцов и командиров на тактических занятиях в поле, у костра, в доме возле печки-времянки – повсюду мы слышали разговоры о том, когда и как начнем наступать. Про оборону теперь не было и речи. Некоторые утверждали, что, как только покрепче станет лед на Финском заливе, мы пойдем на помощь ломоносовской группировке. Другие доказывали, что именно нашей дивизии, дравшейся в 1941 году на Финском фронте, пришло время взять обратно то, что отдали врагу.
Все эти солдатские высказывания были далеки от истины, да и мог ли знать рядовой боец о стратегическом плане командования фронта? Но было ясно одно: наступательный порыв в частях созрел.
Днем 11 января 1944 года тактические занятия не велись. Командир батальона майор Круглов вместе с замполитом и начальником штаба обошли все подразделения батальона, тщательно проверили нашу боевую готовность – все, вплоть до портянок. Без приказа стало ясно, что мы идем в бой: но куда, на какой участок фронта? В этот день раньше обычного старшины накормили нас ужином, выдали трехдневный НЗ. С наступлением темноты батальон снялся с места отдыха и по шоссейной дороге двинулся в сторону Ленинграда. По колонне пробежал вздох облегчения: идем на прежний участок фронта.
Шли мы с песнями, с духовым оркестром. Под ногами похрустывал снег. Но как только мы вступили на улицы Ленинграда, песня оборвалась, оркестр умолк. Солдаты и командиры шагали торопливо, как будто желая поскорее уйти от разрушенных и сожженных домов, спешили пройти по заснеженным опустевшим улицам города. Глядя на сосредоточенные лица идущих рядом товарищей, я думал: «Скоро, скоро кончится сидение под Ленинградом. По всему видно – дни немцев сочтены». Эта мысль доставила мне радость.
Утром, на заре, мы остановились на отдых в Автово в ожидании дальнейшего приказа. Послышалась команда, батальон быстро свернул с дороги во двор опустевшего дома. Ветер играл оторванными листами кровли, то поднимал их кверху, как полу солдатской шинели, то с грохотом бросал вниз, ударяя о карниз дома. Бойцы, укрываясь от ветра, разошлись по комнатам, и спустя несколько минут послышались их голоса со второго и третьего этажей: «Ребята! Давай сюда! Здесь как в гостинице!»
Двор опустел. Лишь ездовые грелись, прыгая на одном месте возле повозок и ударяя себя по лопаткам руками. Лошади, покрытые инеем, фыркая, переминаясь с ноги на ногу, хрупали сено.
Рота Романова в ожидании приказа разошлась по квартирам дома, но никто не снимал с себя снаряжения: ждали команды. Прошло полчаса, час. Романов не появлялся. Люди, утомленные большим и быстрым переходом, как только голова касалась пола, сразу же засыпали. С дороги подходили новые и новые подразделения, и вскоре весь дом, наполненный человеческими голосами, топотом сапог, похрапыванием спящих людей, гудел как улей. Я поплотнее прижался к спине Найденова, пытаясь уснуть, но сон не приходил: мороз все крепче пронизывал тело, вызывая мелкую дрожь. Мы заледенели, хотелось есть, и Найденов предложил вскипятить чай. Он взял котелок и, осторожно шагая через спящих, стал пробираться к выходу. Я же нашел кусок кровельного железа и на нем зажег спиртовку. Сергей вместо воды принес плотно набитые снегом котелки. Нашему примеру последовали и другие бойцы.
