И имел пять ранений, только вдумайтесь пять (!) ранений. Прошел все, прошел ад кромешный и все равно остался таким, каким был. И он так жалел нас. Помню, как-то нас пригласили на Ленинградское радио, записывали беседу с известным в Ленинграде журналистом Александром Ивановичем Солдатовым. Правда, к сожалению, потом этот кусок вырезали и не дали его в эфир. Солдатов спрашивает Сироткина: «Вот тут сидит ваш солдат, а я хочу спросить вас, как его командира батальона, как боевого офицера. Какое отношение было к солдатам?» И Сироткин ответил: «К сожалению, нужно признать, что в характер офицеров вошло несуворовское отношение к солдатам. Если хотите, я сформулирую одной фразой – нет солдат и нет проблем… То есть гибнет, например рота, а сам ротный остается целым и с ним десятка два-три, а может, и меньше солдат. Отводят их в тыл, пока переформируют, пока что. В это время, говоря солдатским языком, можно погужеваться неплохо, повеселиться, попить и все…» На той же встрече, кстати, Солдатов задал мне вопрос: «Сколько у вас на счету вражеских солдат?» – «Пять, – отвечаю, а на шестом я сам попался. Много не успел, к сожалению, так получилось…» Тогда Солдатов спрашивает Сироткина: «Валерий Ефремович, а что вы по этому поводу можете сказать?» И он ответил примерно так: «Если бы те немцы, что были записаны на счет снайперов, были бы действительно убиты или ранены, то война кончилась бы в 42-м году максимум. Приписывали вовсю и по сотне и по полторы и награды давали и все что угодно… Вот Рэм Соломонович сказал вам правду, по двум причинам. Во-первых, он человек порядочный и не врет, а во-вторых, потому что все же я здесь сижу. И при мне он не скажет, что 25 за ним записано…»
Сироткин сам был с юмором, но и характер у него был не дай Бог. Его ведь трижды представляли к званию Героя Советского Союза, но командир корпуса Симоняк почему-то очень не любил нашу 45-ю дивизию, и ходили слухи, даже однажды произнес такую фразу: «Пока я жив в этой дивизии героев не будет…» На первых двух представлениях рукой Симоняка было написано: «Наградить орденом Боевого Красного Знамени!», а на третьем: «Наградить орденом Суворова!» Уже в начале 90-х годов я в тайне от Сироткина собрал нужные документы и послал в канцелярию президента Ельцина. Но ответ из нее переслали в наш горвоенкомат, и оттуда мне позвонили, чтобы я зашел за письмом. Прихожу туда, а там военкомом был генерал-майор, который после войны командовал нашей дивизией. И вдруг он задает мне такой вопрос: «Какое вы право имели писать?!» Я ему отвечаю: «По тому праву, что я гвардии рядовой и воевал под его командованием. И написал я то, что думают мои друзья, кто остался жив. Это благодаря ему мы живем. Потом, он действительно достоин». Тут военком стал переходить, надо прямо сказать, на неприличный тон. Но я его оборвал: «Какое вы имеете право? Вы, командир нашей дивизии и хотите, я вам скажу, что я думаю? Это я вам эти генеральские погоны подарил. В доле золота на ваших погонах, есть и моя доля и таких солдат и командиров, как Сироткин…» Тогда он сбавил тон: «Надо было в организацию пойти… Посоветоваться и от имени организации…» – «Ну, давайте завтра я приведу к вам десяток наших ребят. От нас всех вы напишите письмо президенту Ельцину, а мы подпишем его. Напишем, что мы не удовлетворены неприличным канцелярским ответом из его канцелярии и, что Сироткин достоин присвоения звания «Героя России». А вы, как бывший командир нашей дивизии, первым и подпишитесь». Он тут же в кусты… Жалко конечно, жалко, потому, что он достоин был этого звания. Ведь он и финскую прошел, и помню, такие ужасные вещи рассказывал…
Но вообще я должен сказать, что ротные командиры очень не любили снайперов. Особенно в обороне это проявлялось. Ведь в обороне более или менее спокойно жилось, солдаты кое-как обживались. Немцы так те вообще любили комфорт, ну и мы, конечно, тоже были не против. Вот приведу, например, такой весьма распространенный пример. Между нами и немцами единственный на всю округу колодец. И днем к нему за водой ходили по очереди, и мы и немцы. И вот прибывает такой тип, как я, положим. Надо начинать охоту, а у снайпера ведь два основных принципа: первое – сохранить себя. Значит, нужно выбрать такое место для позиции, с которого можно будет быстро убраться, если что. Второй – найти такое место, чтобы фрицы были поближе и как можно более беззаботны. Сами понимаете, если все настороже, то и сам можешь легко стать тем, за кем охотятся. И вот стрельнул такой тип из своей берданки с оптическим прицелом немца у колодца и все, прощай спокойная жизнь. В ответ немцы обрушивают шквальный огонь из своих шестиствольных минометов, «ишаков» как их тогда называли. Это же ужас… Всем приходится лезть в «лисьи норы» в землянки – и не высунуться, ничего… И все это, из-за какого то одного «фрица», в которого возможно еще и не попали. Поэтому и недолюбливали снайперов, недолюбливали.
Помню, лет через двадцать после войны, на одной из встреч я вдруг увидел своего земляка, который тоже был снайпером. Увидел у него на груди два ордена «Славы» и когда мы разговорились, спросил его: «Федя, сколько же ты положил фрицев-то?» Он посмотрел на меня пристально, засмеялся и говорит: «Ни одного!» Я не поверил: «Да ты что, как?» И он мне ответил: «Мне наш замкомбата сказал: «Не нарушай наш покой, а что надо мы сделаем. Зарубки на прикладе у тебя будут, награду получишь, не волнуйся». Вот так он получил два ордена… Ну не знаю, может, конечно, это он так немножко утрировал, но, по крайней мере, ответил мне так. Понимаете, на фронте находились такие же люди, что и на гражданке, и столько же было всяких нюансов, сколько и в обычной жизни.
Само же снайперское движение было все же серьезным, и снайперы все же сделали очень много. И наш Смолячков, которому на Выборгской стороне установили памятник действительно больше сотни немцев уложил. (Феодосий Артемьевич Смолячков – один из зачинателей снайперского движения на Ленинградском фронте. Лично уничтожил 125 немецких солдат и офицеров. Погиб в бою 12 января 1942 года в районе Пулково. Посмертно удостоен звания Героя Советского Союза. – Прим. А.Ч.) И была, например, еще такая Людмила Павличенко, про которую мне рассказывали ребята из морской пехоты, которые знали ее. (Людмила Михайловна Павличенко (1916–1974) по праву считается одним из самых знаменитых и результативных советских снайперов в годы ВОВ. Герой Советского Союза. В начале войны воевала в составе 25-й Чапаевской стрелковой дивизии, которая принимала участие в боях в Молдавии, обороне Одессы и Севастополя. К моменту ранения в июле 1942 года на счету Людмилы Павличенко было 309 уничтоженных вражеских солдат и офицеров. Кроме того, за период оборонительных боев она успела подготовить множество снайперов. – Прим. А.Ч.)
Помню когда мы обошли Выборг, наш полк остановился в районе нынешнего города Светогорска. Расположились, окопались, построили землянки, стали получать пополнение и ждать, куда нас отправят дальше. И с пополнением к нам пришел один парень, фамилию которого я уже позабыл. Оказалось, что он ленинградец, со средним образованием, на год или два старше меня. И когда он появился, то спросил нас: «Тут есть ленинградцы?» Ну, я и отозвался и так мы с ним познакомились. А спустя недели две меня вдруг вызывают в «СМЕРШ». Сидевший там майор спросил, знаю ли я такого-то. Я честно рассказал ему, как мы познакомились, и что после этого мы с ним виделись всего раза два, причем на ходу и даже не успели поговорить. И сказал, что он живет на Моховой, больше я о нем действительно ничего не знал. Тогда майор меня спрашивает: «Ну, а если бы встретил его, узнал?» – «Ну, конечно!» И тогда он говорит: «Вот, что. Собирайся, поедете в Ленинград: ты, еще один автоматчик и с вами сержант, который тебе по дороге все и объяснит». Ну, приказ есть приказ. Через день за мной пришел сержант. Приходим снова к начальнику «СМЕРШ». Пришел еще один солдат, и он нам объяснил: «Поедете в Ленинград на десять дней. Зайдете к нему домой, и если его там не окажется, то узнаете, есть ли у него еще какие-то родственники и где они живут. Узнаете есть ли знакомые, где живут? А днем будете ходить по улицам и искать его!»
