А когда нас выписали из «ппм» пришли офицеры и не спрашивая нас всех погрузили на машины. Потом на поезд и привезли в Ленинград на Карла Маркса, 65 в «распред». В связи с этим расскажу вам одну «небоевую» историю… С моей точки зрения наши славянские народы и особенно молодежь Украины, Белоруссии и в особенности России обманывают. Или я не знаю как это по-другому назвать… Ведь, выступал же совсем недавно президент Медведев, и говорил, что недопустимо искажать историю и так далее… Ну так, если так, то давайте тогда говорить обо всем начистоту. Давайте говорить правду! Что я имею в виду? Помните, мы с вами говорили о плане «Ост»? (Генеральный план «Ост» – секретный план немецкого правительства Третьего рейха по проведению этнических чисток на территории Восточной Европы и ее немецкой колонизации после победы над СССР. План предусмотрел различный процент германизации для различных покоренных славянских и других народов. «Негерманизированные» (русские, украинцы, белорусы, поляки и др.) должны были быть выселены в Западную Сибирь или как евреи подвергнуты полному физическому уничтожению. Исполнение плана должно было гарантировать, что завоеванные территории приобрели бы безвозвратно немецкий характер. – Прим. А.Ч.). И вот когда после излечения я попал в «распред» и мы там в принципе неплохо жили, даже кормили хорошо, то ждали, что вскоре нас наберут побольше и тогда вновь отправят на фронт. Но в один из теплых дней нам приказали построиться во дворе. Вышли старшины, приказали откинуть у стоявших тут же машин борта и разобрать лежавшие там лопаты. Разобрали. Потом приехала другая машина, в которой лежали широкие пожарные пояса и бухты толстых веревок, с палец толщиной. Все это тоже разобрали. Еще приказали взять с собой противогазы. Мы удивились, но взяли. Наконец нас накормили, построили и повели на Витебский вокзал, но даже по приготовлениям стало ясно, что едем явно не на фронт. Всего нас было человек двести-триста не меньше. Посадили в вагоны и ехали целую ночь. И я вам сразу скажу, что до сих пор не знаю название той деревни, но никогда не забуду, что там увидел и делал… Помню, что это была еще российская территория, возможно Псковская область.
Поезд остановился в чистом поле, команда: «Выходи!» Выходим из теплушек, а погода солнечная. В руках эти веревки, у каждого противогаз и лопата. Выкатили полевые кухни. Тут же с нами ребята из «НКВД», в синих фуражках. Когда поезд ушел, подошли офицеры и стали назначать командиров взводов из солдат. Не знаю почему, но один офицер подошел ко мне и, указав пальцем, назначил меня командовать взводом из сорока человек. Ну, хорошо… Но все равно пока ничего не понимаем. Покормили нас, потом командиры разложили карту и стали назначать:
«Тебе туда, тебе туда, тебе туда…» Назначили деревню и моему взводу, но вот никак не вспомню ее название. То ли Березки, то ли еще как-то… Но ничего ужаснее я не помню… А я ведь был и в Освенциме и много чего видел еще, но то что мне пришлось увидеть там…
Вот мы протопали километра два, поднялись на этот пригорок, и перед нами открылось бывшее село. Дворов четыреста. Печные трубы, поломанные изгороди, разбросанное, скудное барахлишко и все, «чистота». Народа нет совсем. Мы остановились и тут подходит офицер из НКВД или откуда еще, я не знаю. Отводит меня в сторону и говорит: «Сейчас разделишь их на небольшие группы. Назначишь в каждой группе старшего, и будете из колодцев вытаскивать тела». Ну, а дальше рассказывать… Подошел я значит к колодцу и со мной человек восемь ребят. Один обвязывается пожарным поясом с привязанной к нему веревкой. В левую руку берет такой же пояс с веревкой и спускается, а двое-трое держат каждую веревку. А в колодце тела: женщины, старики, дети, мужики молодые… Лежат уже не первый день, поэтому нам и выдали противогазы. Обвязывали тело ремнем, застегивали и поднимали наверх. Столько было случаев, когда солдат говорил: «Рэм, не полезу. Сдохну, но не полезу. Все, больше не могу!» Что вы, люди плакали, чуть с ума не сходили, когда все это видели… Когда люди отказывались, подскакивал этот лейтенант. Говорю ему: «Все, у меня никто не идет». Он чуть не набрасывался на меня: «Расстреляю, сволочь!» Ну, его ж тоже понять можно. У него приказ, который он обязан выполнить. Я ему говорю: «Вот поясок тебе милый, и, поди хоть разочек спустись сам. А я вот встану рядом с ребятами». – «У меня другая задача». И вот так мы неделю занимались этим страшным делом, чистили эти колодцы… Кухня стояла, но мы ничего не ели. Как говорится, ешь от пуза, но ничего не хотелось. Но я не могу понять. Просто не могу понять! Ведь телевидение находится в руках нашего правительства, это же факт. Так почему не говорят правду?! Ведь это же все было!!!
Тогда существовал один очень хороший приказ Сталина, чтобы раненых гвардейцев после излечения возвращали в свои части, и благодаря этому я снова оказался в своей родной роте.
Из-под Выборга нас отвели в район нынешней станции Кирилловская, как она тогда называлась, не помню. Зато очень хорошо помню, как мы оттуда уезжали. Подогнали эшелон, а в вагонах ничего нет. Стали строить самодельные нары из снятых дверей, оконных рам, и как при этом бегал начальник станции и кричал: «Не дам вам уехать! На рельсы лягу, но не дам!» Мы же фактически увезли с собой всю станцию.
Прибыли в Псковскую область и расположились недалеко от Псковского озера. Вот именно тогда с нами занимался эстонским языком Арнольд Мери. Стало пребывать пополнение и нас, кто уже с опытом, распределили по взводам. Но я остался во взводе у Вани Бударина. Это был замечательный командир и при этом фронтовой долгожитель. Вы ведь знаете, что солдатская мудрость гласит: «Взводный живет полторы атаки…»
Погода стояла хорошая, сухая. И вот как-то ночью: «Подъем! Боевая тревога! В ружье!» Хватаем автоматы, сапоги, все, выбегаем из землянок, строимся. Взводный, подсвечивая фонариком карту, говорит: «Объясняю боевую обстановку»: Надо в такое-то время прибыть туда-то». И вот бросок. Это что-то не вероятное. Если б вы только видели… Все и так бегут, а взводный кричит: «Быстрей, быстрей! Почему у тебя котелок гремит?! Бегом! Обстановка боевая, пистолет заряжен!» Но я уверен, что он только грозил и, конечно, никогда бы не выстрелил.
Но я тогда не понимал, зачем он нас гоняет, словно «сидоровых коз». А он все командует: «Лечь! Бегом! Шагом! Быстрым шагом! Бегом!» Часа через три: «Лежать! Приготовиться, автоматы к бою! Отставить! Встать! Бегом!», и так без конца… Потом возвращаемся, ложимся спать и конечно «кости перемываем» своему взводному и старшине Филимоненко. Шикарный был старшина, кстати, я первый и последний раз видел кого-то с четырьмя медалями «За Отвагу». Он воевал вместе с нами и получил их за дело. Потом я про него еще обязательно расскажу. И только когда мы форсировали Псковское озеро, я понял, зачем нас так гоняли…
А я был очень любопытный, везде лазил, интересовался разными механизмами, в общем, любил трофеи. Именно благодаря этому интересу я получил свою первую медаль «За Отвагу», чуть позже расскажу, как это случилось. Зная такую мою слабость, Ваня Бударин как-то сказал: «Слушай, ты там, чего-то интересовался этим «полтинником». Научился бы стрелять, и мы бы прихватили с собой миномет. В обороне пригодится». Я довольно быстро научился, это не хитрое дело. 50-мм миномет легкий, маленький: круглая плита, ствол, прицел и маленькие сошки, он даже не разбирался. И вот когда ходили на стрельбы, то тащили с собой и этот миномет. Минки у него маленькие, 900-граммовые. В самом низу ствола поворотная шайба, играющая роль крана. Когда опускаешь в ствол мину, накалывается капсюль, происходит выстрел, и она вылетает из ствола. Если эту шайбу закрутить то мина летит очень далеко потому что все пороховые газы уходят на выстрел. Чем больше откроешь кран, тем ближе она упадет, потому что часть газов выходит. А учили нас хорошо, даже с применением боевых снарядов и мин при отработке наступления за огневым валом. И расскажу, как я опозорился с этим минометом.
