Когда вас призвали? Хотели на фронт попасть, нет?
Призвали 15 октября 1943 года, за несколько дней до семнадцатилетия. Что-то не припомню особого такого желания попасть на фронт, повоевать, отомстить за отца и прочее, но и страха или паники какой-то не было, призвали – значит так нужно. Нас человек шесть из села было призвано, моего возраста. Направили сразу на станцию Колтубановка, в знаменитый Бузулукский бор – там размещалась 12-я окружная школа отличных стрелков снайперской подготовки, 12-я ОШОССП. В лесу были построены казармы из сосновых бревен – по сути, были большие землянки, длиной около 80 метров, выкопанные наполовину в земле, обложенные бревнами. Окна были как раз на уровне земли, сверху бревенчатый накат, перекрытия засыпаны землей, мхом и травой.
Размещались в казармах по 250 человек – двухъярусные нары, четыре печки-буржуйки на каждую казарму для отопления.
Вас кто-то спрашивал о желании стать снайпером или просто, куда ткнули – туда и ткнули?
Никто не спрашивал, куда везли – туда везли, хочешь – не хочешь, как солдатиков оловянных. Выполняли то, что нам говорили, и все, больше ничего не знали. В этой школе я проучился почти шесть месяцев. Некоторые, правда, пораньше были отправлены, но меня придержали там.
А почему придержали? По возрасту?
Нет, по способностям – я помогал новичков, которые позже прибывали, обучать. У командира отделения был помощником.
Что вы изучали? Какое оружие?
Нас обучали только снайперскому делу. К примеру, изучаем тактику – и тактика тоже с уклоном в снайперское дело. Допустим, если часть обороняется, я должен выдвинуться на нейтральную полосу в ночное время, выкопать себе окоп и замаскировать его так, чтобы никто не видел. Этот наблюдательный пункт я занимал с наступлением темноты и покидал его обязательно тоже в темноте. Вел журнал наблюдения: что видел, во сколько, по каким ориентирам. Или, к примеру, действия снайпера-«кукушки» – тоже отрабатывали. Зимой 1943–1944 года морозы сильнейшие были, а мы в ботинках с обмотками…
В целом, хорошо обмундированы были, нет?
Плохо, особенно в отношении зимней одежды. Все обмундирование с фронта приходило или из госпиталей, чиненое, снятое с убитых и умерших – все это мы надевали на себя. Обмотки метр шестьдесят – метр восемьдесят, ботинки кожаные, но старые – подметки у них летели.
Перебью вас. Извечный спор, что лучше – ботинки или сапоги?
Я считаю, что сапоги все-таки лучше. Обмотки неудобно надевать, особенно по тревоге. Что еще? Примерно через месяц в казарме уже некого было класть на верхний ярус, многие в штаны мочились…
Почки застужали?
Да. Обмотки можно было просушить, только положив на ночь под себя. Хотя буржуйки день и ночь топились и кое-как помещение прогревали, но посушиться не подойдешь – масса народа такая! Питание тоже очень плохое было. На стол, на десять человек, давали шайку, банный тазик такой. За каждым столом сами выбирали старшего, который разливал еду по мискам, вылавливал из тазика помидоры, – там их 2–3 штуки попадалось, – резал кусочками, чтобы по равной доле каждому бросить в миску.
На крупе баланда какая-то?
Совершенно верно – немножко крупы, которая совсем незаметна. Еще 100 граммов хлеба давали, которые сразу не ели. Сначала все выхлебаешь, потом уже берешь этот кусочек хлеба пожевать, чтобы почувствовать, какую-то иллюзию, что ты сытый.
Многие говорили, что мечтали попасть из учебки на фронт именно для того, чтобы наесться?
Совершенно верно, рвались на фронт. Мне тогда было очень обидно, когда ребята, что со мной были, уехали, а я остался. На фронт, только на фронт! Стрелок из меня уже был очень хороший.
Инструкторы у вас были с фронтовым опытом?
Я как раз хотел сказать, что все офицеры и сержантский состав были фронтовики, списанные со строевой службы. Преподавали очень грамотно, и нас не жалели – на войне еще хуже, там еще страшнее. К примеру, я, как снайпер-«кукушка», должен был сутки, от темноты до темноты, просидеть на дереве, и когда снимали меня, у меня ноги ничего не чувствовали. Мало того, я должен был записать, что и кого видел, и отчитаться. Не отчитался – получил взыскание, иди картошку чистить или еще что-то…
Не мечтали попасть на кухню картошку чистить?
В наряде на кухню за нами надзор был большой. Сырую картошку есть не будешь, а вареной никто не даст. Но я раз отсидел трое суток на гауптвахте за картошку. Рядом с кухней было хранилище картофеля, бурт, заваленный снегом. Оттуда уже все выбрали, но кто-то из наших узнал, что какие-то крохи остались. Полезли мы с ним вдвоем за этой картошкой, набрали – на вид твердая, хорошая картошка. В казарме к буржуйке положили – она растаяла и расплылась. Потом, за то, что лазили, трое суток гауптвахты получил.
Какое оружие изучали в школе? «Мосинку», СВТ? Прицелов было два основных типа – ПЕ и ПУ, какой из них изучали?
Только снайперскую винтовку – обычная трехлинейка со снайперским прицелом. Какой был тип прицела, если честно, не помню.
Стрелять много довелось до того, как попали на фронт? Можете оценить, сколько примерно выстрелов вы сделали?
Много стреляли. Количество не могу сказать, но, во всяком случае, два раза в неделю мы на полигоне стреляли. Начинали стрельбу с головной мишени, которая выставлена на 100 метров, потом грудная на 200–250 метров, потом поясная на 300–350 метров, и в конце ростовая на метров 600–800.
Вы считаете, что подготовка была достаточная? Потом, на фронте, вам было о чем сожалеть, что чего-то недодали в школе?
Когда я уезжал на фронт, я был готов. Что мне чего-то недодали – такого не приходило в голову.
Фронтовой опыт о снайперской тактике противника вам какой-то передавался?
Нет.
Хорошо. Через шесть месяцев подготовки вас все-таки отправили на фронт. Как это происходило, куда попали?
Приехали представители фронтовых частей, погрузили нас в эшелон, и поехали. Куда, чего? Было понятно, что в сторону фронта, на запад едем – и все. По окончании школы мне присвоили звание ефрейтора, специальность – снайпер-истребитель. Снайперы выходят на позиции вдвоем: снайпер-наблюдатель постоянно ведет наблюдение за противником, а снайпер-истребитель отдыхает. Как только наблюдатель что-то стоящее заметил – сообщает истребителю, тот выходит. Позиции были на расстоянии 5–6 метров друг от друга, шепотом разговаривали и слышали друг друга.
Перед отправкой на фронт переобмундировали?
Да, переобмундировали, во все новое одели. Ботинки новые, обмотки тоже. Оружие пока не выдавали. Ехали долго, как потом выяснилось – в сторону Румынии. Это был июнь 1944 года, наши уже перешли границу. Прошел слух, что нас хотят в морской десант определить. Потом команда: «Встать и разгружаться». Я даже не знаю, где мы разгружались, но после вдоль линии фронта шли на Сандомирский плацдарм почти полтора месяца. Во время этого марша нас укомплектовали, и когда пришли, у меня уже снайперская винтовка была, боеприпасы и сухой паек. Днем идти нельзя, и мы шли ночью. Костры запрещали разжигать круглые сутки – ночью видно огонь, днем – дым. Авиации боялись. Вспышки орудийные, осветительные ракеты мы постоянно просматривали – фронт был где-то недалеко. Проходили за ночь по многу, и на ходу спали – трудно поверить, но это факт. Идешь-идешь, ушел в сторону, в кювет кувырнулся, подняли – дальше пошел… Или в соседа лбом уткнешься – так вот и шли.
