А мероприятия какие-то совместные, кроме парадов, были? Вечера танцев, допустим?
Нет, такое устраивали только на уровне высшего командного состава, допустим, маршал Конев приглашал в гости австрийского канцлера или еще что-то подобное. В этих случаях охрану усиливали, нас в патрули ставили. Вот уже когда я в Венгрии служил, там венгры вечера какие-то устраивали, приглашали офицеров и солдат. Что я хотел бы еще подчеркнуть – в Венгрии армейское питание по норме здорово скрашивалось местными фруктами, ежедневно приезжал небольшой рефрижератор и бесплатно их привозил. Началась черешня – черешню везут, на стол ставили солдатам вазы, сколько хочешь – столько и ешь, с избытком. Пошел виноград – виноград, абрикосы – значит, абрикосы. У них свиней даже кормят фруктами…
Снится война?
Снится, особенно последнее время, даже вскакиваю. Почему – не знаю, нервишки стали уже не те, наверное. Все лица помню, с которыми встречался где-то, и при хороших обстоятельствах, и при плохих. Снится.
Страшно на войне было? Вы про артподготовку рассказали – было ли это самым страшным эпизодом, или были какие-то вещи и страшнее?
Если сказать, что не было страшно – это будет вранье. Страшно было, и страшнее того артобстрела не было. В остальном – человек постепенно со всем свыкается. Что-то там взрывается, пули свистят – вроде уже так и надо, понимаешь ли. Но все равно, страх был, и инстинкт самосохранения был, и думаешь: «А как его найти, где он, как перехитрить его – или он меня, или я его».
Отношение к немцам какое было? Была ненависть или было отношение как солдата к солдату?
Ты знаешь, я затрудняюсь ответить на такой вопрос. Почему? Я считал немца врагом, я должен был его уничтожить.
Ну, допустим, увидев пленного, желания оторвать ему голову на месте не возникало?
Вот этого точно не было.
То есть, скорее это было все-таки тяжелой работой?
Да, скорее так – я должен был это делать, и все.
Похоже, иссякли вопросы – спасибо, Виктор Гаврилович.
Интервью и лит. обработка: А. Пекарш
Бондаренко (Катаева) Мария Дмитриевна
Я родилась 23 февраля 1925 года в селе Костино Кирово-Чепецкого района Кировской области. Папа у меня умер, когда мне было 4 годика, так что мои первым детским воспоминанием оказались похороны: отца отпевал батюшка и церковные певчие. При этом папиного лица совершенно не помню. Окончила шесть классов и стала работать в колхозе. 22 июня 1941-го мы узнали о том, что началась война, пошла тяжелая тыловая жизнь. Трудодни зарабатываем: ничего не получаем, выдают одну солому да сено, а хлеба даже одного грамма не выдавали. Нужда пришла.
В 1942 году пошла в военкомат и заявила: «Я пойду на фронт, на снайпера учиться». Естественно, меня в мои семнадцать лет никуда не хотели отправлять. Военком напрямик заявил: «Идите и в куклы играйте, никакой войны». Во второй раз пошла, в третий. Помогло то, что во время моего последнего визита за столом сидел какой-то полковник, вернувшийся с фронта, он не выдержал и говорит: «Подпишите ей заявление». Да еще и я заявляю: «Не подпишете заявление – уеду на подножке поезда или на крыше!» Очень хотела попасть в Центральную женскую школу снайперской подготовки, которая была расположена в городе Подольске. В 1943-м году наконец-то вручили повестку, тут же пришла к председателю колхоза, объяснила ему, что иду на фронт, попросила муки. Выдали целый пуд. Мама смогла хотя бы хлеб испечь, ведь мы ели одну картошку. Приехала в военкомат, гляжу, собираются девушки, довольно многие пришли, есть и дамочки лет по 25. Их тоже в снайперскую школу направили. Приехал за нами сопровождающий, поехали с ним. В итоге я попала во второй набор.
В сентябре 1943-го приехали в Подольск, в поселок цементного завода. Школа располагалась в пятиэтажном здании. Ходили на полигон, занимались строевой, ползали по-пластунски. Учились стрелять лежа, с колена и стоя. Били из винтовок Мосина со снайперским прицелом. Большое внимание уделялось методам маскировки. Окончили курсы в марте 1944-го. Сделали выпускной вечер, в столовой угощали, но скудно. Трудное время было.
Начали направлять по фронтам. Попадаю на 1-й Белорусский фронт, затем воевала на 1-м Прибалтийском. 40 девушек со мной приехало, а всего в распоряжение начальника штаба 1-го Белорусского фронта было направлено 85 выпускниц. По прибытии на передовую нас встретили, показали, что будем жить в отдельных землянках. Начали в первые дни ходить на передний край. Сначала только наблюдали. Затем, когда уже освоились на фронте, стали прикреплять к различным стрелковым частям.
Однажды вечером предупредили, что утром начнется наступление. Мне как снайперу нужно рано утром встать, прийти на передний край, занять заранее подготовленную позицию на дереве, и ждать, когда пехота заорет: «Вперед! Ура! За партию и за Сталина!» Хорошо помню, что свой первый пост заняла на высоте в восемь метров на дубе. Первым делом должна уничтожить расчет пулемета, а дальше выполнить простой приказ: «Убить фрица», то есть стрелять во всех врагов, кто покажется из окопов. Мы всегда ходили по одной на позицию. Всю войну использовала СВТ-40. Это великолепная 10-зарядная винтовка. Стреляла очень точно.
Помню первого убитого врага. Немолодой мужчина, стрелявший из пулемета. Когда нажимала на курок, никаких эмоций не ощущала. После выстрела стала плакать, скорее даже рыдала. Долго плакала, размазывая слезы по грязным щекам. Знаете, чего я так разревелась? Первой мыслью было: где-то дети страдают, папу ждут, а я убила. Нам с собой давали по 40 грамм спирта для смелости. Выпила одним залпом, горло обожгло, и в голове все прошло. Больше никогда не плакала после того, как убила врага. И больше никогда не пила спиртное.
Через пару дней нашу наступающую силу пехоты выбили, и мы встали в оборону. Дня четыре ждали, пока пришлют пополнение. В это время мы ходили, как называлось, «на охоту». Сначала приходим на передний край, становимся в траншею, которая вырыта зигзагом. Делаем амбразуру в первом колене, маскируем окошечко и винтовку, потом во втором колене такую же амбразуру делаем. И в третьем. Меньше трех никогда не делала. Потом начинаешь ждать, пока не покажется зазевавшийся немец, только в первого врага выстрелила, тут же перехожу во вторую амбразуру. В обороне за нами всегда наблюдали немецкие снайперы. И вот так целый день меняю амбразуры.
Когда части пополнялись, мы снова шли в наступление. Там вот и работали на фронте. Осенью 1944-го мне присвоили звание сержанта, стала командовать отделением девушек-снайперов. К тому времени мы уже воевали в Прибалтике. При прорыве обороны противника артиллерийская стрельба была сильна, много людей погибло. Оттуда вошли в Восточную Пруссию. В январе 1945 года за бои в составе 259-го стрелкового полка 179-й Витебской Краснознаменной стрелковой дивизии мне вручили медаль «За отвагу». Уже в марте получила первый орден Славы 3-й степени приказом по 530-му стрелковому полку 156-й стрелковой дивизии, вторым орденом Славы наградили в мае 1945-го.
