Насколько я знаю, разговаривал с женщинами, мужчины в своем коллективе нормально относятся, а посторонние кричали «рама»…
И ППЖ кричали. Говорили: «У, подумаешь, сучка». И такое было. Однажды получилось так, мы только ушли на отдых, мы были перед Житомиром, как раз под новый 1944 год. Освободили несколько городов. Освободили уже Киев. Должны идти в сторону Сиваша. Идем, старшина сзади: «Маша, ты не устала?» – «Нет». Вдруг он постарался меня обнять, я говорю: «Как в морду сейчас дам». – «Подумаешь, ППЖ, недотрога». А сзади шел один командир взвода, который со мной прошел ой-е-ей сколько: «Ты откуда к нам пришел?» – «Из госпиталя». – «Ты знаешь ее? Сейчас убью и скажу, что немцы убили!» Вот так защищали. Вот такие были моменты. А если сама пошла по рукам…
Многие уходили с детьми. Мы уже жили в Будапеште. 1946 год, а там пара была, Толя и Нина. Я как-то сказала: «Толя, Нина не сегодня-завтра родит. А в ЗАГС?» —
«Подумаю». – «Как подумаю, у тебя скоро ребенок будет». Уехали они в Измаил. Мы в 1947 году приезжаем в Измаил, смотрю, она навстречу: «Нина! Где Толя?» – «Ушел, смылся». Не зарегистрировались.
Она осталась работать в городе, а специальности-то никакой. Я плохо, бедно, но финансист. Мне в Вене сказали: «Вот тебе технические паспорта, и шуруй отправляй машины». Я пришла в техотдел, они говорят: «Мы тут не разберемся». Начали вместе разбираться. И когда я в 1947 году вернулась в Союз, меня сразу направили в военно-морские части в бухгалтерию.
Какое у вас лично отношение к тем женщинам, которые становились ППЖ?
Я никогда не осуждала. Это их проблемы. Только один раз Кате сказала – ты плохо проживешь…
Когда перешли границу, столько было венерических заболеваний! А в 9-й армии, на Кубани, немцы специально оставили самых красивых женщин, заразили их сифилисом… Обещали их потом вылечить, у них было такое лекарство. Вливали в вену горячее подсолнечное масло, все грибки погибали.
Вас на фронте проверяли на венерические болезни?
Да, каждый месяц.
На фронте суеверия были?
Я всю жизнь с крестиком ходила, мама сказала: «Маша, это твой крестик с рождения, старайся его не потерять».
И комсомолка, и в партии была, сказала, хотите принимайте, хотите нет. Церковь отделена от государства, но верить-то не запрещено.
Сколько было моментов… На Кубани были в обороне, нас хотели после боя отвести на отдых. Отошли уже, вышли из блиндажей, ходов сообщения. Свистит бомба, командир говорит: «Ложись!». Я говорю – нет, вперед, она не долетит. Отбежали метров на 25–30, бомба упала на крышу блиндажа, и не разорвалась. Я говорю: «Бог помог». – «Да иди ты со своим богом».
Уже стояли в обороне на Кубани, еще Темрюк не был освобожден. Пришли в кубанскую баню. Зашли. А недалеко стояли наши минометчики. Они подошли. Я всегда причесанная, подтянутая. С винтовкой и санитарной сумкой: «Кого пристрелить, кому перевязку сделать». Посмеялись. И вдруг летит. Я говорю, ребята, уходим под дерево, никуда не бегайте. Мои ребята купались, я им говорю: «Ребята, не выходите из бани». Они там остались. А я встала под дерево. Весна, все цветет. Прижалась к дереву, закрылась, чтобы не попало в глаз. Вдруг стон… Я говорю – ребята, выходите, там, по-моему, всех минометчиков посшибало. Подбежали, у одного напильник в плече, у другого в ноге. Остальные все насмерть. Никого не осталось. А в расчете 10–12 человек. Никого не осталось, на глазах… Они говорят – Машка, ты счастливая.
Жили тогда сегодняшним днем или строили планы на будущее?
Строили планы на будущее. Знали, что надо восстанавливать, все города были разбиты, разрушены, вспоминали 20-е годы, Гражданскую войну, когда лазили банды…. Думали, что еще как заживем! Будем еще жить при коммунизме…
Брежнев был хороший, отчаянный мужик. Он в 1944 году на 8 марта собрал всех женщин, и говорил, что еще заживем, все будет хорошо, мы еще покажем всему миру, на что способны. Только вы старайтесь не попадать под пули. И вдруг уходит начальник связи, потом заходит и несет ребенка, это в госпитале было, там рожала жена начальника артиллерии. Хороший мальчик.
Говорит: «Ленька принимай Леньку!» Пошел поздравить роженицу. Хороший мужик был.
Посылки с фронта посылали?
Да. У мамы же восемь детей было – один одного меньше. Солдатам было разрешено посылку в 5 килограмм отправлять, а офицерам в 10, и вот ко мне приходили ребята, у которых некому было посылать посылки, отдавали свои квитанции, чтобы я могла послать посылку.
Один раз послала одно пшено, 10 килограмм, больше ничего не было. Мама написала – большое спасибо, я всем раздала, мы полгода ели суп из пшена.
Вы к немцам относились, как к противнику, или ненавидели?
К населению относились неплохо. Мы же народ добрый, кормили население. А к нацистам относились с ненавистью. Господи, как вспомню, когда под Шепетовкой шли бои, пошли к колодцу, а там дети плавают, пока всех повытащили… Пощады им нет, прощения никому нет, сколько сожгли!
Мародеры были?
Как в любой армии есть и хорошие, и плохие, зависит от человека. Один весь в дерьме, а останется чистым. А другой наоборот весь чистый, а останется дерьмом. Был такой случай: заболела гражданская женщина в Будапеште, и я пошла к ней, а тут зашел один, и тащит все из гардероба. Я говорю: «Ты что делаешь? Катись отсюда, пока морду не набила!» – «Подумаешь, шмакодявка!» А у меня парабеллум был, я его достаю: «Сейчас пристрелю, ложи все на место». А хозяйка вся дрожит, вся в слезах – приходят, забирают. Вот такие еще были.
А как население к вам относилось?
Неплохо. Но были случаи, когда чуть не отравили.
Когда были в окружении, пришел батюшка, я говорю, не против, что вы католик, а я православная, бог у нас один. «Истинная верующая, знает, что Бог у нас один, вероисповедания разные, а Бог один». Он нас исповедовал. Ушел. Смотрю, двое по земле катаются. Что случилось? Один переел каши, ему стало плохо. Я поднимаюсь, беру чайник с теплой водой, наливаю ему в рот. Промыла желудок, все, прошло. Второй, ему подали отварные яблоки, делали компот, он успел только один глоток сделать, разведчик как даст по этой кружке.
Священник зашел, увидел: «Да простит меня бог, сейчас пойду, сам убью. Хотя не имею права, и бог не велит убивать». Две прислужницы подсыпали мышьяк. Одного в тяжелом состоянии отправили в госпиталь.
А мне как-то принесли стакан сметаны: «Ешьте». «Я съем только после того, как кто-то попробует». Она берет ложечку, ест, только тогда я поела. Отравлений было полно.
Как вы считаете, женщинам на фронте место есть или не должна была там быть?
Должна. Там, где появляется женщина, мужчины стараются быть опрятными, культурными. У женщин сил больше, чем у мужчин. Нужны женщины на войне.
Интервью и лит. обработка:
