Так как в подвале никого не обнаружилось, я поднялся на первый этаж и пошел по коридору. Дойдя почти до самого его конца, я приоткрыл одну дверь и увидел в комнате такую картину. Там стояли кровать и стол. Под окном была дырка. Видимо, еще когда мы отступали, ее пробил танк. Но она оказалась небольшой, так как через нее я не мог выбраться. Я продолжал стоять на месте, хотя сам повернул голову направо. В это время по коридору шел заместитель командира нашего 380-го полка по строевой части подполковник Лебедев, симпатичный и стройный мужик. Вообще-то говоря, он прибыл к нам совсем недавно. Едва я этого Лебедева увидел, как он вдруг стал куда-то пропадать. Прогремел сильный взрыв в подвальном помещении. Рядом со мной стало происходить как будто бы какое-то волшебство, причем все – в какую-то долю секунды. Какая-то неведомая сила бросила меня в эту раскрытую комнату. Она оказалась узкая и видная. Земля подо мной дрогнула. Падая, я почувствовал, как что-то посыпалось мне на ноги. Но когда я падал, ноги не особенно придавил. Упал я хорошо. Однако из-за этого поднялась пыль и стало ничего не видно. У меня был очень красивый немецкий кортик. Сам задыхаясь, я с помощью этого кортика все же смог выбраться. Вероятно, все, что падало на меня, задержалось и обрушилось на стол и на кровать.
После этого я через окно (все же через окно, так как пробоину этот взрыв не мог сделать) выскочил на улицу. Пока из здания выбирался, слышал стоны в подвале. Тогда я побежал в противоположную сторону. Стонали огнеметчики, те самые солдаты, которые незадолго до этого праздновали день 1-го Мая. Весь запыленный, я побежал в противоположную сторону. Недалеко находилось здание тюрьмы «Новый Моабит». Тут же на улице, в уголке, я еще заприметил маленький магазинчик. Когда я туда направился, дверь была приоткрыта. Сбоку подбежал какой-то майор. Говорит: «Стой, куда бежишь?» Я в ответ махнул ему рукой: сам, мол, разбирайся в этой обстановке. Когда я прибежал в этот магазин, то увидел, что на бутылке написано – «Вассер». О стойку я отбил горлышко бутылки и оно отлетело. Затем я cтал полоскать этой водой рот, но выпить, по-моему, не выпил. Майор продолжал стоять на улице в руках с пистолетом. Когда я оттуда вышел, то сказал ему: «Ну, майор, пошли со мной». Он ничего не сказал.
А Бушкова вы тогда нашли?
Нашел. Его потом успешно дальше эвакуировали. Правда, никаких бумаг он мне не передал.
Затем я снова побежал до рейхстага. На мосту, около Шпрея, меня обстреляли. Били дальнобойные орудия (с той стороны). Когда вперед я бежал через мост, то там никого еще не было. Теперь обстановка изменилась. Помню, на мосту лежал наш военный. Звания я его не смог опознать, так как по мосту прошли танки и настолько изуродовали его голову, что можно было видеть только его волосы и обмундирование. Больше по нему оказалось нельзя ничего сказать. Но мне было некогда этим заниматься. Я не имел права задерживаться даже на минуту. Я помчался дальше.
Затем я прибежал к своим ребятам в рейхстаг. Зашел я в него сбоку. Немцы в то время еще продолжали оказывать нам сопротивление. Так что ночь прошла у нас в боях. Должен сказать, что нам повезло из-за того, что немцы в своем большинстве оказались в подвале. Эти подвалы нам удалось блокировать. Нам была поставлена задача: «Не допустить того, чтобы немцы, которые укрываются в подвалах, оттуда вышли». Там, правда, в своем большинстве находились раненые. Хотя за ночь всякое случалось. Бывало такое, что площадь внутри рейхстага нами занята, как вдруг непонятно откуда появляются немцы. Видимо, у них существовали какие-то дополнительные, хотя и незначительные, пути выхода.
Наступило утро следующего дня. Тогда немцы выбросили белый флаг, а нас отсюда, с рейхстага, сняли. Тут остались, по сути дела, другие части. Наш же 380-й полк вывели и отправили дальше на восток, как нам сказали – в правительственный район. Все это время с мирным населением мы не очень сильно контактировали. Ведь ясное дело, что там, где проходят война и фронт, населения особенно и не увидишь. Мы, конечно, встречали людей, но довольно редко. Мы все время находились в порядках переднего края и нам это не представлялось возможным.
Помнится, когда мы шли на восток и утром 2-го мая проходили мимо Бранденбургских ворот, то там стояло очень много немецкой техники и машин, которые сгруппировались в огромную кучу. Это был правительственный в район. Разместившись в этом районе, мы в нем простояли где-то, наверное, со 2-го по 7-е мая.
Рано утром 7-го мая, еще когда не наступил рассвет и на улице было темно, нам объявили: «Подъем! Тревога!» Мы построились и направились снова к рейхстагу. В то время в здании, когда-то олицетворявшем главный символ гитлеровской власти, разместился командный пункт нашего полка. Я туда заходить не стал, так как за все это время мне очень сильно очертел этот рейхстаг. Там была сырость и влажность. Но что интересно: почему-то росписей наших бойцов я на его стенах не обнаружил. Вероятно, или из-за темноты, или же из-за того, что имел слабое зрение (во всяком случае, не прекрасное), или же был в то время ко всему безразличный. Потом я видел снимки со стен рейхстага. Но все это происходило потом, уже после 10-го мая. А когда брали рейхстаг, наша братва писать не могла. Мы расписывались автоматами, гранатами и прочими принадлежностями.
Мы ожидали того момента, когда выйдет командование нашего полка, и для этой цели перешли уже через дом Гиммлера, который несколькими днями раньше тоже брали. Теперь там находились тоже наши тылы – хозвзвод и прочее. Там мы, собственно говоря, на какое-то время остановились. За эти несколько дней я успел побывать на том месте, где похоронили тех, кто погиб во время штурма рейхстага.
Когда еще мы только подошли к «Дому Гиммлера» (после всех этих боев), к нам пришел один старший сержант из недавнего пополнения. Надо сказать, к нам все время шло пополнение. Небольшим, правда, количеством. Этот старший сержант, наверное, был из сельской местности. Кругом зеленела трава. Он сел на нее, как вдруг в это самое время прогремел взрыв. Его еще живым подобрали и отправили дальше в тыл.
Затем 8-го числя, где-то во второй половине дня, из «Дома Гиммлера» нас сняли и направили в западную часть Берлина. По сути дела, мы проходили по Берлину теми же путями и дорогами, что шли раньше. Проходили по пустынной улице, где не встречалось никакого гражданского населения. По сути дела, как я уже сказал, мы его не видели. Правда, как-то один раз, находясь на подступах к рейхстагу, недалеко от тюрьмы и магазина, мне повстречался какой-то мужик. «Сынок? – спрашивал он меня. – Где тут фронт?» – «Вот тут, – сказал я ему, – батя, и есть фронт». Наверное, он оказался из тех, кого немцы угнали к себе в Германию на принудительные работы.
Полдень, 8-го мая. На одной из пустынных улиц Берлина стоял наш танк. Когда мы к нему приблизились, открылась его башня и оттуда высунулся наш танкист. Он сказал: «Славяне! Только что сообщили по внутренней связи, что в Берлин прибывают представители наших союзников для подписания акта о капитуляции Германии!»
Мы прошли несколько сот метров и вышли на школу, в которой до этого находились пленные французы. Но к тому времени они давно разбежались. Мы расположились в этой освобожденной школе. Здесь же 9-го мая 1945-го года мы и отмечали Победу. Когда об этом стало известно, утром был объявлен митинг. На нем, между прочим, пришлось выступить и мне. Выступали разные люди, но сколько их было, я совершенно не придал этому значения. Помню, ко мне подошел замполит и сказал: «Готовься. Речь говорить будешь». Так что это было не первое в моей жизни выступление. Раньше мне приходилось говорить речи разной направленности. Потом объявили: «А сейчас выступит самый молодой ветеран нашего полка сержант Василий Корзанов!»
