В этот момент из-за ширмы, отгораживающей половину блиндажа, вышла она, о которой так часто приходилось слышать в последние дни, но не доводилось встречаться. Когда, я её увидел, то голове сразу стало легче. Девушка была так хороша, что я стеснялся на неё смотреть. Ей всё было к лицу: и новая офицерская гимнастёрка, стянутая в талии широким ремнём, и выглаженная юбка, плотно облегающая бёдра, и хромовые сапоги на стройных ножках.
– Так, давай я посмотрю твоё горло, – сказала она деловито и села на ящик рядом со мной. От её прикосновения меня бросило в жар. Пока она меня осматривала, в медпункт пришли ещё несколько солдат и офицеров. Некоторые из них нарочито кашляли, видно, что притворялись. Они начали шутить и пытаться с помощью юмора познакомиться.
Среди пришедших был и мой уже приятель, капитан Озеров. Мы с ним успели подружиться, так как я часто бывал у него в батальоне, и в часы затишья мы играли в шахматы. Увидев меня, он подковырнул:
– А ты, старшина не промах, вовремя заболел. Смотри, опередят тебя другие больные. Вон их сколько, и все при параде, с медалями. Женихи, да и только.
– Не тушуйся, Коля, – поддержал меня знакомый сержант, – здесь все инвалиды, у них понос, не дай бог, кашлянут, вот уж грохот будет…
От этих шуток санитарки дружно захихикали, а санинструктор строго сказала:
– Кто не болеет, прошу покинуть помещение. И все эти шутки не уместны! А вас, старшина, я направляю в медсанбат. Придётся там полечиться недельку.
Я, конечно, запротестовал. Как это в медсанбат, ведь мне некогда там прохлаждаться, надо обучать снайперов. Я попросил санинструктора дать мне лекарства, чтобы самому вылечиться.
– У меня нет ничего, кроме аспирина, – объяснила она. – У вас начинается ангина, и с этим не шутят.
– Николай, приходи ко мне в землянку, я тебя быстро вылечу, – весело сказал Озеров. – У меня есть хорошее средство.
– Это, какое средство? – поинтересовалась девушка. Она пыталась быть строгой, но её нежное, по-детски, лицо всё равно оставалось добродушным.
– Обычное народное средство, – игриво ответил капитан, – мёд с водкой. Хотите, и вас угощу.
– Я водку не пью.
– Тогда мёд покушайте.
В разговоре, санитарки назвали свою начальницу Светланой Сергеевной. Теперь её имя уже не было засекреченным. Всех присутствующих медсёстры прослушали и сделали выводы, что тяжелобольных нет. Мне, конечно, хотелось подружиться со Светланой, но где уж мне, старшине тягаться с капитаном. Было очевидно, что санинструктор отдаёт предпочтение Озерову. Она больше других уделила ему внимания, и не сводила с него глаз. Капитан Озеров был мужчиной видным, симпатичным, и возраст тридцать лет, вполне подходящий. А главное – это орден на его груди и несколько медалей.
После медпункта мы с Озеровым зашли в штабной блиндаж. Там застали на месте командира полка. Обычно, его трудно найти, но на этот раз повезло. Подполковник тоже сильно кашлял, и не только от табака. В такую погоду многие простужались. Я спросил у него разрешения подлечиться в гостях у Озерова. Он был не против, а, узнав о мёде, сам решил пойти в гости вместе со мной.
Начинало смеркаться, и вдалеке, над передовой, изредка взлетали осветительные ракеты. Отправились в путь мы большой группой. Приладышев взял с собой для охраны отделение автоматчиков, из роты разведки. Участились случаи вылазок немцев в наши тылы. Они совершали диверсии и брали языков. Их разведка тоже активно работала.
Землянка комбата Озерова была вырыта в склоне оврага, примыкавшего к реке Шеймене. До реки оставалось метров сто. На той стороне были немецкие позиции, и оттуда доносились редкие автоматные очереди. Рядом с землянкой комбата в ряд расположились другие землянки бойцов первого батальона. Место удобное, и замаскировано кустарником, росшим по всему оврагу. Вдоль этого берега реки проходила череда наших траншей. Я уже не раз там бывал.
Войдя в землянку, Приладышев спросил хозяина:
– Почему у тебя не топлено? Ведь сейчас не лето.
– Вы разве забыли, что мы топим только в ночное время?
– Да, помню. Дым может выдать ваше расположение. А ты не мог запастись углями? Уголь же горит без дыма, – в свою очередь упрекнул его Приладышев.
Смутившись, комбат крикнул:
– Баранов! Иди сюда!
Сидевший возле землянки часовой всё слышал и спросил:
– Что прикажете, товарищ командир. Затопить печку? Дрова сухие заготовлены.
Через несколько минут в железной печурке уже трещали дрова и в землянке появился едкий дым, от чего присутствующие закашлялись. Но когда печка раскалилась, то дымить перестала. На улице стемнело, и Озеров зажёг керосиновую лампу. В землянке стало уютно. В нашей компании оказались ещё два офицера – начальник штаба батальона и командир второй роты.
– Где ты столько мёда раздобыл? – полюбопытствовал Приладышев, глядя на пятилитровый бочонок.
– Есть тут в ближайшей деревне пасека. Пасечник принёс нам этот мёд, – пояснил комбат.– Он нам сочувствует, сам из партизан, хороший старик.
– Ну, давай, капитан, разливай водку, по кружкам да мёд по котелкам, – потирая руки, проговорил Приладышев.
Капитан всё это сделал, и Подполковник встал, держа в руках кружку:
– Предлагаю выпить за павших в боях наших товарищей. Вечная им память.
После этого все встали и выпили стоя, упираясь головами в низкий потолок. Затем закусили мёдом. Как водится, возникли бурные разговоры на разные темы. Начали с обсуждения боевых задач, а закончили женщинами. Я давно заметил, что в мужской компании всегда разговор заканчивается темой про любовь, про женщин. И тут стали обсуждать нашу новую девушку санинструктора. Озеров захмелев, откровенно признался, что влюбился в неё, как мальчишка.
– Ты же женат, – удивлённо посмотрел на капитана Приладышев.
– Я вдовец, – вздохнул Озеров. – Моя жена погибла во время бомбёжки, а дети умерли от тифа. Мне об этом тёща в письме сообщила, ещё в сорок третьем.
– Соболезную от всей души, – прижимая руку к сердцу, сказал Приладышев. – Извини, не знал. Только послушай моего совета: днём к санинструктору не ходи, её авторитет подмочишь.
Два дня мне разрешили отлежаться в землянке Озерова. Водка и чай с мёдом сделали своё дело, и мне стало легче. На третий день я вновь приступил к своим обязанностям, к обучению снайперов.
9 – Немцы перебежчики
В один из дней октября, я и двое снайперов, устраивали засаду на линии фронта, где располагался второй батальон. Одного снайпера звали Костя Смирнов, а другого Миша Скворцов. Оба они воевали больше года, и были недавно переведены в снайперский взвод. Сорокалетний Костя выглядел значительно старше, на все пятьдесят лет, поэтому к нему прилипло прозвище «Старик». Миша наоборот выглядел как школьник, и его прозвали «Студент», хотя в институте он не учился. У нас в полку многим давали прозвища. В моменты затишья на фронте солдаты любили пошутить, посмеяться друг над другом, чтобы снять нервное напряжение. Без шуток на войне нельзя, иначе с ума можно сойти.
