Кузьма Никитович, отдышавшись, оглядел гвардейцев, толпившихся вокруг. Их количество сильно убавилось. Он присел на бревно возле немецкого колодца, и устало сказал:
– Мы понесли большие потери, но надо было выполнять приказ верховного главнокомандующего… Спасибо, братцы за пролитую кровь, за службу Родине. В ближайшие дни все получат награды по заслугам.
Он тяжело встал, пошатываясь, и спросил:
– Где командир дивизии и командир вашего полка?
Я стоял рядом и ответил:
– Они там, на поле… Я видел, как они падали.
Галицкий посмотрел на меня, и мне показалось, что он меня узнал. Затем он повернулся к замполиту Котову:
– Товарищ майор, принимайте на себя командование полком. Срочно организуйте помощь раненым. После короткого отдыха, продолжайте наступление в сторону города Гумбинена.
Потом он сел в подъехавшую машину и отбыл в обратном направлении. Котов оставил роту бойцов на хуторе, а остальных повёл назад на поле, собирать раненых и оказывать им помощь. На поле уже находились санитары нашего санитарного взвода, под руководством санинструктора Светланы. Всё поле было густо завалено убитыми и ранеными. Стоял сплошной стон. Такое же количество убитых и раненых я видел в дальнейшем только при штурме Кёнигсберга. Подбитые танки продолжали дымить. Среди наших бойцов на поле лежали и немецкие солдаты. Котов велел им тоже оказать необходимую помощь. Подъехали санитарные машины и лошадиные повозки для раненых. Среди шума голосов выделился пронзительный девичий крик. Это санинструктор Светлана нашла убитого капитана Озерова. Они любили друг друга, и большинство знали об этом. Солдаты со слезами на глазах смотрели на эту душераздирающую сцену. Среди лежавших бойцов, я обнаружил знаменосца. Он был ранен в ногу и еле сдерживал стон, скрипел зубами. Я перевязал его и позвал брата близнеца, который оказался неподалёку со знаменем. По полю среди бойцов прошёлся слух, что Волков и Приладышев не убиты, а ранены. Всех это обрадовало. В моём снайперском взводе потери были тоже большие. Остались невредимыми шестнадцать человек. Среди погибших оказались Родион и Виктор. Мне даже не верилось, ведь ещё позавчера мы разговаривали с ними по душам, и Родион был уверен, что с ним ничего не случится. «Да, Витя прав, все мы погибнем, но в разное время», – подумал я, и стал мечтать об отдыхе, отгоняя мысли о смерти. Когда работу по оказанию помощи раненым закончили, и их увезли в тыл, полк расположился на отдых в лесополосе, на краю поля, политого кровью боевых товарищей. Похоронная команда уже рыла могилы для них, рядом у перелеска.
На флангах справа и слева, тоже бой затих. Но эту относительную тишину нарушали рыдания солдат и санитарок. Особенно выделялся один солдат. Он громко орал, как сумасшедший, визгливым, звонким голосом. Его долго приводили в чувство, били по щекам, поили водкой, а санитары давали нюхать нашатырь.
Облака поднялись повыше, сквозь них иногда выглядывало солнце. Погода стала лётной, и через некоторое время над нами пролетели советские самолёты бомбить позиции гитлеровцев. По краю поля, объезжая убитых, двигалась колонна наших танков. Ближайшая задача перед одиннадцатой гвардейской армией, как говорил Галицкий – это штурм крупных городов Шталлупенен и Гумбиннена. Оба эти города находились на железной дороге, идущей через границу из Литвы в сторону Кёнигсберга. До Шталлупенена, к концу дня, оставалось всего пять километров, а до Гумбиннена, по железной дороге, более двадцати километров.
14 -Охота на кабана
Взять с ходу город Шталлупенен нашей армии не удалось. Зато левее, в обход, с южной стороны, гвардейцы прорвались чуть ли не до самого Гумбиннена – крупного города Восточной Пруссии. Однако силы были ослаблены из-за больших потерь. По численности наш полк равнялся батальону, а батальон был как рота. Кроме этой проблемы возникли и другие. Например, вши. В бане мы давно не мылись и все солдаты завшивили. У меня тоже они были как в волосах, так и на теле, ползали и кусались. Тыловые службы от наступавших дивизий отстали, снабжение войск продовольствием и боеприпасами ухудшилось. До последнего времени я патроны не экономил, а теперь приходилось их беречь. Наша ослабевшая дивизия продолжала двигаться на запад, потому что сильного сопротивления пока мы не встречали.
Штаб дивизии расположился на ночлег вместе со штабом нашего полка, на окраине леса, в стороне от дорог и хуторов. Другие подразделения дивизии расположились на флангах, на расстоянии не более километра. Мы быстро установили большие палатки, стали искать дрова, чтобы в палатках затопить печки-буржуйки. Но эта задача оказалась не простой.
– Здесь ни каких сухих дров не найти, – с сожалением сказал адъютант исполняющему обязанности командира дивизии, полковнику Шеренгину. Он теперь командовал дивизией вместо полковника Волкова.
– Почему дров нет? – возмутился Шеренгин, – в каждом лесу полно сухих палок и хвороста.
– Ну, сами посмотрите, здесь чисто, как в парке…
Услышав этот разговор, майор Котов, подтвердил:
– Да, Иван Григорьевич, действительно лес очень чистый. Я уже осмотрел ближайшие места. Наши немцы – перебежчики пояснили, что этот лес принадлежал лично Герингу. Где-то здесь находится его вилла.
– Пошлите разведчиков, пусть обследуют лес. Может тут нам Фрицы засаду устроили, – приказал полковник.
Котов подозвал младшего лейтенанта Винокурова, находившегося в штабной палатке:
– Сергей, ты слышал приказ комдива?
–Так точно, товарищ майор. Но мои ребята уже всё кругом облазали, никого не обнаружили, а зайцев с куропатками настреляли. На ужин будет дичь.
После этого сообщения о дичи, полковник повеселел и сказал:
– Надо бы зверей покрупней настрелять, всех солдат зайцами не накормишь… Сержпинский, – повернулся он ко мне, – возьми своих снайперов и отправляйся на охоту. До темноты ещё время есть, может, кого-нибудь подстрелите…
Я был очень уставший. Ведь мы сегодня пешком по бездорожью, с перестрелками, прошли километров пятнадцать. Но делать нечего, приказ надо выполнять. Судя по карте, лес занимал большую территорию – пять километров в ширину и около десяти в длину. Я пошёл к снайперам, отдыхавшим у костра. Палатку они ещё не установили.
– Где вы дров нашли? – спросил я их.
– Здесь неподалёку обнаружили сарай. Сняли сухие ворота – вот тебе и дрова. Присаживайся, поешь с нами зайчатинки, – предложили ребята.
На костре они жарили заячье мясо, и ели его без соли. За солью на походную кухню бежать никто не хотел. От еды я не отказался, а когда поел, стало легче. Ведь только утром нас кормили, варёной картошкой, пустой, без масла.
– Гвардейцы – охотники. Кто пойдёт со мной на охоту? – спросил я, и объяснил, что комдив приказал подстрелить дичь покрупнее – надо весь полк накормить.
Снайпера молчали, и только виновато посматривали друг на друга. После не продолжительного молчания Григорий вызвался пойти со мной. Я знал, что до войны он был заядлым охотником. Нам выделили автомашину полуторку и двух солдат-автоматчиков в помощь. В лес мы въехали по просеке. Там уже был след от машины, наверное, немецкой. Проехали метров сто, слезли с машины и пошли пешком, а она медленно ехала за нами.
