– Давай я буду наблюдателем, а ты стрелком, через полчаса поменяемся, – предложил Толя.
– Ладно, – согласился я и сел в удобное кресло, смахнув с него снег, который надуло в окно. Мы некоторое время молчали. Потом Толя спросил:
– Тебя не гнетёт такая ситуация, ведь стрелять придётся в русских.
– А что мы можем изменить? Пусть эти власовцы сами за себя волнуются. Надо было думать, прежде чем вступать в немецкую армию.
– Да знаешь, Коля, может солдат попал в плен и решил, что от власовцев легче будет перебежать к своим. Но никак не получилось это сделать. Вот и засосало человека в болото.
Я закурил, помолчал, и, выпуская дым, сказал:
– Да уж, война странная штука. Немцы переходят к нам, русские к ним. Идёт борьба за выживание. Не все становятся героями. Но мне кажется, я бы застрелился, но в плен бы не сдался.
– Я тоже, – тихо сказал Толя грустным голосом. Мысли о смерти всегда расстраивали его. Ещё в снайперской школе он высказал мне теорию, будто после смерти человек вновь рождается. Его душа вселяется в новорождённого ребёнка. Такая теория его успокаивала.
– Помнишь, как мы рассуждали о смысле жизни, – напомнил я ему о наших разговорах перед сном.
– Помню. Но теперь я думаю иначе, – сказал Толя. – Война заставляет мыслить серьёзнее, не с личной позиции, а с общественной. Человеческое общество бессмертно, по сравнению с жизнью отдельно взятой личности. Поэтому, задача каждого человека, принять меры для продолжения рода человеческого, чтобы бессмертие продолжалось.
– Значит, моя задача дать жизнь потомству? – спросил я.
– Не обязательно. Если ты погибнешь, за тебя это сделают другие. Твоя задача, как солдата, принять меры для нормального развития общества в целом. Что мы сейчас и делаем.
– Это верно, – согласился я. – Если Гитлер победит, то человечество забредёт в тупик. Не станет развиваться в лучшую сторону.
Мы замолчали. Мне захотелось размяться, и я подошёл к окну, посмотрел на улицу. Вьюга поутихла. Толя продолжал смотреть в бинокль.
– В окнах замка иногда появляется свечение, – произнёс он. – Это, наверное, зажигают спички, чтобы прикурить. Можешь меня подменить? Я уже устал.
– Конечно. Иди, отдыхай.
Толя отошёл от окна, сел в нагретое мной кресло, а я стал наблюдать в бинокль, прислонив свою винтовку к стене рядом, чтобы успеть схватить её, в случае необходимости. Внимательно осматривая каждый метр территории напротив нашей засады, я никаких следов на снегу не заметил. От белого снега, выпавшего недавно, глаза быстро уставали, и приходилось отрываться от бинокля, смотреть без него.
– Откуда-то дымом понесло, – встрепенулся Толя.
– Ты же сам куришь, – усмехнулся я.
– Да нет, это дым от горящего дерева, с лестницы несёт.
Теперь и я почувствовал дым, наполнявший комнату. Он валил из окон первого этажа нашего дома и через дверь со стороны лестницы. Мы с Толей не выдержали и пошли смотреть вниз, что происходит. Оказалось, что солдаты затопили печку на первом этаже, но дымоход был засорён, печка стала дымить. Пришлось огонь загасить снегом. Солдаты огорчились – не удалось погреться. Ноги у всех промокли, начали зябнуть.
– Давайте во дворе, за домом, разведём костёр, – предложил один из бойцов.
Мы поддержали это предложение. За домом стояли поленницы дров, и валялся различный хлам. Ребята разожгли хороший костёр и стали ходить туда по очереди греться. В очередной раз я возвращался на своё место после обогрева и увидел, что Толя оставил свой пост, болтал с солдатами на первом этаже.
– Ты чего здесь? Придёт капитан, и будет ругаться, что покинул пост.
– Не придёт, – успокоил нас пожилой пулемётчик. – Не бойтесь, сидите с нами, вместе веселее Я знаю повадки нашего капитана, он уже давно спит.
Этот пожилой солдат с седыми усами мне очень напомнил конюха из одного колхоза в Даниловском районе. Когда я ездил в командировку, будучи налоговым инспектором, то приходилось ночевать у того конюха, так как задержался до вечера и с деньгами идти обратно в тёмное время не решился. Поэтому этот человек меня сразу расположил к себе, и мне захотелось узнать, откуда он родом, просто поговорить с ним. С первого этажа так же было видно пространство перед замком, и мы остались, по очереди наблюдали в окно, одновременно разговаривая с солдатами на разные темы.
– Появилась цель, – взволнованным голосом сказал Толя, глядя в оптический прицел винтовки.
Я тоже взглянул в бинокль, в том направлении, куда была направлена его снайперка, и увидел медленно движущийся белый комок. Несомненно, это ползёт человек в масхалате. Он двигался правее нашего расположения.
– Что будем делать? – спросил Толя.
– Если бы он хотел сдаться или шёл на переговоры, – стал я рассуждать, – то махал бы белой тряпкой. А раз пробирается тайком, то значит имеет враждебные цели. Так что выполняй приказ, стреляй.
Толя долго целился, стрелять не спешил.
– Ну, чего медлишь? – спросил пулемётчик.
– Я видел его лицо. Это точно русский парень.
– Вчера эти предатели убили много наших солдат, когда полк пытался взять замок штурмом, – сказал пожилой боец. – Их нельзя прощать.
Другой пулемётчик поддержал пожилого, и сказал, что власовцы хуже немцев. Но Толя опустил винтовку и чуть не плача произнёс: «Не могу!»
Некоторое время, я тоже стоял в растерянности. Вспомнил, как меня вызывал особист, за то, что я пожалел раненого немца. Сейчас повторяется нечто подобное. Дело пахнет трибуналом, надо стрелять, иначе пулемётчики нас обвинят в самых страшных грехах.
Я снял с плеча винтовку и стал целиться из глубины комнаты, чтобы противник не заметил отблеск оптического прицела.
– Отойди, Толя, от окна, не мешай, – сказал я спокойно, хотя на душе было очень скверно, будто приходиться стрелять в родственника. Мой палец в меховой перчатке от волнения онемел и не хотел меня слушаться. С большим трудом я нажал на курок. В комнате выстрел прозвучал громким хлопком. Запахло порохом.
Один из бойцов запел в блатной манере: «Напрасно старушка ждёт сына домой, ей скажут, она зарыдает…»
Пожилой зло одёрнул его: «Замолчи! Ты сейчас допоёшься!»
У меня на душе стало ещё тяжелее. Взглянул в бинокль: там, куда я стрелял, уже ничего было не видно, белый бугорок исчез, сравнялся со снегом.
– Не высовывайтесь в окна, – предупредил я пулемётчиков. – Сейчас могут ответить снайпера с той стороны.
И через мгновение пуля царапнула ниже уха молодого бойца, не успевшего отреагировать на моё предупреждение.
– Это их снайпер, – почти хором сказали мы с Толиком, и, посоветовавшись, решили вступить с вражеским снайпером в игру. Опыт подсказывал – без хитрости врага не победишь. Пулемётчикам дали поручение высовывать шапку из другого окна, и посоветовали сменить позицию, а сами поднялись на второй этаж. Теперь настала очередь моего напарника быть стрелком. Толя устроился в глубине комнаты, оперев винтовку о стол. Я тоже осторожно осматривал замок в бинокль, но замок молчал, словно там никого не было. Обычно, во время долгого наблюдения за противником, мысли начинают уходить в сторону, вспоминается что-нибудь из прошлой жизни, внимательность притупляется. Но вот, из замка раздался выстрел, я даже вздрогнул. Толик тоже встрепенулся и спросил:
