После ужина сначала скопилась очередь возле туалета, потом возле ванной комнаты. На помывку я стоял в очереди за Винокуровым. Впереди него были три человека, а в ванной уже мылся командир полка. Выйдя оттуда, посвежевший, он предупредил нас:
– Мойтесь побыстрее, чтобы всем успеть помыться. Утром пойдём в наступление.
Его слова навели меня на грустные мысли: «Снова в бой. Опять смерть будет рядом, возможно мне придётся погибнуть, как погибли многие мои товарищи». Пока я стоял в очереди, вспомнил Олега Коровкина и погибших снайперов из моего взвода, имена некоторых из них уже начал забывать.
Помылся я наскоро, много воды в ванну не набирал. За свою короткую жизнь на тот момент, в ванной я мылся второй раз. Впервые это было, когда мы ездили с родителями в гости к Глебу в Ярославль, ещё до войны. Но, в тот раз, в сорок первом году, воду горячую отключили, поэтому помыться в ванной у него не удалось.
После мытья спать мне хотелось меньше, и я решил пообщаться с девушками. Они сидели вместе с Винокуровым на кухне и тихо беседовали. Перед ними на столе лежал альбом с фотографиями, на который падал свет от керосиновой лампы. Увидев меня, девушки смутились и замолчали. Я спросил их: «Можно присоединиться к вашей компании?»
– Конечно можно, вы хорошо говорите по-немецки, – сказала приветливо Марта. Она посмотрела на меня, своими голубыми глазами, с нескрываемым любопытством.
– Приятно перед боем пообщаться с симпатичными девушками, быть может, в последний раз, – грустным голосом произнёс я.
– Не надо отчаиваться, верьте в удачу, – попыталась успокоить меня сноха хозяйки.
Мне показалось, что говорила она искренне, хотя мы были представителями враждующих сторон. Ведь женщины во все времена являлись миротворцами, в отличие от воинственных мужчин.
Я присел на стул рядом с Сергеем и взглянул на фотографии в альбоме. На одном снимке были изображены мужчина с женщиной и с ними девочка лет десяти. Марта объяснила, что девочка – это сидящая с нами Гретхен, а с ней, её родители. Теперь мне стало понятно, что дочку хозяйки звать Гретхен. Она мило улыбнулась.
– В то время, когда мы фотографировались, – сказала задумчиво она, – всё было прекрасно. Мы не могли даже представить, что начнётся война, и люди станут убивать друг друга.
– А кто тот офицер? – показал Винокуров на фотографию на следующем листе альбома.
– Это мой отец, – покрывшись румянцем, тихо произнесла Марта.
– Он где сейчас, на фронте? – спросил я.
– Он должен быть в Кёнигсберге. Он служит в гестапо, но мы его давно не видели и не знаем, что с ним, – упавшим голосом пояснила она.
– Вот это удача! – воскликнул Сергей. – Через вас, Марта, мы можем его привлечь работать на нашу разведку. И это спасёт ему жизнь.
Девушка обрадовано посмотрела на него:
– А как можно это сделать?
– Детали мы обсудим потом, – пояснил Винокуров и спросил. – Можно мне взять его фотографию?
– Да, конечно, берите… – растерянно проговорила Марта, не понимая, для чего нужна фотография.
Около часа просидели мы с Сергеем на кухне, беседуя с девчатами. Приходилось часто выпроваживать назойливых солдат и даже офицеров, желавших пообщаться с женским полом. Никто из них немецкий язык не знали, поэтому мы были вне конкуренции. Чем больше я разговаривал с Мартой, тем больше она мне нравилась. Мы рассказали друг другу о себе и обменялись адресами, надеясь переписываться после войны. Я сообщил ей Даниловский адрес.
Вскоре пришли к нам на кухню майор Котов и хозяйка дома. Майор заявил, что будет ночевать здесь, на кухне, и велел всем, кроме Винокурова, удалиться. Наверное, хозяйка попросила его об этом, ведь она переживала за безопасность девушек. Женщины решили не спать, а заняться приготовлением пищи для нас на утро. Я уже размечтался провести ночь с Мартой, но обстоятельства изменились. Винокуров предложил мне выйти на улицу покурить перед сном, Одевшись, мы вышли на крыльцо. Там стояли двое часовых, страдающих от мороза. Они обрадовались нашему появлению, и мы отпустили их в дом погреться. Мороз сразу почувствовался. Его усиливал ветер со стороны Балтики. Пришлось шинель застегнуть на все пуговицы.
Кругом стояла ночная тишина, только иногда перекликались часовые, да мирно лаяли собаки. На небе ни звёзд, ни луны, кромешная тьма, лишь из окон дома падал на снег слабый свет от керосиновых ламп и свечей. В некоторых окнах свет стал гаснуть, солдаты ложились спать.
26 – Гибель снайпера Морбидадзе
Утром все проснулись от нарастающего гула самолётов. Облака рассеялись, погода стала благоприятной для авиации. Многочисленные группы английских бомбардировщиков летели в сторону Кёнигсберга. От их грозного гула шли мурашки по коже, и гордость охватывала за наших союзников и за свою армию. Невольно вспоминались слова из песни: «Нерушимая, непобедимая…» Но сразу настроение переменилось, когда я увидел хозяек этого дома.
Женщины, как и обещали, приготовили нам завтрак, лица у них были сонные и грустные. Командиры после завтрака построили на улице колонны солдат, грузовики тарахтели, отогревая моторы. Немки вышли из дома проводить нас. Мы с Винокуровым подошли к девушкам попрощаться, обменялись с ними несколькими фразами. Капитан Соколов поторопил нас:
– Всё ребята, хватит лялякать по-немецки, задерживаете колонну.
Я пожал Марте руку, а она на прощание поцеловала меня в щёку. Больше мы с ней не виделись, хотя, я её часто вспоминал.
Сразу с утра, дивизия отдельными колоннами, двинулась вперёд, к очередным оборонительным линиям немцев. Передовые отряды сходу преодолеть эти укрепления не смогли и завязались упорные бои. Наш полк в бой пока не вступал, мы находились во втором эшелоне.
На следующий день меня вместе с Санькой и Морбидадзе послали в третий батальон 17-го полка на передовую линию фронта. Там доставляли много неприятностей снайпера противника.
Собирались в дорогу мы в спешке. Нашли только белые масхалаты и боеприпасы, а лыжи хранились в другом месте, и идти туда было уже некогда. Зато Вахтанг успел прихватить детские санки с перинами. Их он нашёл в брошенном немецком доме. Перины снайпера иногда использовали в своей практике, чтобы не так холодно было лежать в засаде на снегу.
Идти на передовую линию фронта надо было около двух километров. В проводники нам прислали солдата из того батальона, куда мы направлялись. Он шагал впереди нашей группы с дисковым автоматом ППШ, его поясной ремень оттягивали гранаты и прочее снаряжение. За мной шёл Вахтанг, а замыкающим был Санька. Пробирались мы по бездорожью, по колено в снегу.
Убитые советские солдаты. Фотография из семейного архива.
Минуя редкий кустарник, вышли на поле, усыпанное убитыми советскими солдатами. Трупы лежали хаотично, иногда группами. По позам и лицам убитых солдат можно было понять, как вёл себя тот или иной боец в последние минуты жизни. В основном это были молодые симпатичные ребята. Вот один боец лежал вниз лицом, а за ним тянулся многометровый кровавый след. Видимо, он умер не сразу, а раненый полз, истекая кровью. От проводника я узнал, что бой здесь был вчера вечером. Второй батальон семнадцатого полка потерял около сотни человек, пока штурмовали высотку. «А вот и дзот», – подумал я, увидев его развалины. Из этого дзота, наверняка, стрелял пулемёт, а солдаты шли в бой подгоняемые командирами. Наконец, мы миновали страшное и не приятное место. Со стороны передовой уже отчётливо доносилась стрельба.
