Как это часто бывало, новый дом она тут же заложила в банк, где его приторговал известный государственный деятель М. М. Сперанский, решивший вновь обзавестись собственным жильем на очень памятной для него Сергиевской улице. (Четверть века назад он уже владел домом на углу Потемкинской и Сергиевской, откуда в мартовскую ночь 1812 года его увезли в долгую ссылку.)
М. М. Сперанский
Но очевидно, неприятные воспоминания не слишком мучили Михаила Михайловича, а может быть, просто потянуло в знакомые места. Так или иначе, в 1833 году он вступил в переговоры с хозяйкой новоотстроенного дома относительно его покупки. Однако объявленная Донауровой цена – 240 тысяч рублей – обескуражила Сперанского: таких денег он не имел. Пришлось обратиться за помощью к царю. В результате дом он приобрел в рассрочку, с обязательством выплачивать за него в течение тридцати семи лет по 15 тысяч рублей ежегодно. Если учесть, что за наемную квартиру ему приходилось платить по 14 тысяч в год, то выгода становилась очевидной.
В сентябре 1838 года новый владелец поселился в своем особняке на Сергиевской, а тремя месяцами позже император Николай I приказал списать весь долг, лежавший на доме, так что он достался Сперанскому совершенно бесплатно. В довершение милостей 1 января следующего года Михаил Михайлович возводится в графское достоинство. Однако прожил после этого новоиспеченный граф недолго: 11 февраля его не стало.
После смерти отца дочь покойного продала дом супруге поручика конной гвардии Эммануила Дмитриевича Нарышкина. С ним мы уже неоднократно встречались, поэтому здесь я скажу лишь несколько слов о его первой жене, ей, собственно, и принадлежал особняк.
Екатерина Николаевна Нарышкина, урожденная Новосильцева, по замечанию современника, «была очень некрасива собой; при всей изысканности туалета она казалась небрежно одетой, но, тем не менее, силилась корчить львицу», давая тем самым повод для насмешек своему злоязычному родственнику Льву Кирилловичу Нарышкину.
Купив особняк, новые хозяева приступают в 1841 году к его перестройке по проекту Г. А. Боссе, придавшего ему снаружи вид, сохраненный и по сей день, не считая навеса у подъезда, добавленного позднее. Два года спустя тот же Боссе пристраивает к лицевому зданию три дворовых флигеля, и дом становится доходным.
В связи с перестройкой бывшего дома Сперанского большой почитатель покойного, граф М. А. Корф, в своих «Записках» весьма справедливо заметил: «Когда Франция и Германия благоговейно сохраняют дома, в которых жили или окончили свое земное поприще их великие люди… о Сперанском, одном из самых ярких светил нашей народной славы, остаются напоминать потомству только надгробный камень на кладбище Александро-Невской лавры и – великие его дела! Мне пришло это на мысль, когда в Екатеринин день 1844 года я играл в карты у мужа одной из именинниц, Эммануила Нарышкина… и играл в том же доме на Сергиевской, близ Летнего сада, почти на том же месте, где в 1839 году испустил дух граф Михаил Михайлович (Сперанский. – А. И.), но в комнате, которой, после переделки всего дома, нельзя было узнать под новою ее формою».
В начале 1850-х годов особняк переходит к генерал-адъютанту Сергею Павловичу Сумарокову (1793–1875), внучатому племяннику известного драматурга XVIII века. Не чуждался литературы и его батюшка Павел Иванович, горячо отстаивавший, как читатель, вероятно, помнит, превосходство своего дяди А. П. Сумарокова над М. В. Ломоносовым в спорах с его внучкой.
С. П. Сумароков
Сам Сергей Павлович, однако, ни в малейшей степени не обладал литературными наклонностями и, как говорили в старину, «предпочитал Аполлону Марса». Проще сказать, его смолоду привлекали ратные подвиги, и впоследствии он показал себя храбрым и находчивым воином. Это не мешало ему любить музыку и быть неплохим пианистом.
Боевое крещение, еще юношей, Сумароков принял на Бородинском поле, где был ранен, а затем награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость». После Отечественной войны 1812 года Сергей Павлович ревностно принялся за изучение артиллерийского дела и хорошо проявил себя также в последующих битвах и сражениях. К 1851 году он дослужился до высокого чина генерала от артиллерии и поселился с женой и тремя дочерьми в купленном у Нарышкиной доме, расположенном неподалеку от места его службы.
За время командования гвардейской артиллерией С. П. Сумароков ввел немало новшеств и усовершенствований, причем то, что он вводил в гвардии, как правило, распространялось затем во всей армии.
Один из современников, служивших под началом графа, так отзывался о нем: «Сумароков был чрезвычайно взыскателен по службе, особенно с офицерами. Он был небольшого роста, ходил несколько согнувшись и с тростью. Седоватый паричок или накладка придавали его лицу, очень схожему с существующими портретами Фридриха II, особый тип. Офицеры не любили Сумарокова и называли его «Куницею». Зато солдаты очень к нему благоволили за то, что он заглядывал на кухню и ограждал их от произвола ближайших начальников».
26 августа 1856 года его назначают членом Государственного совета, и в том же году он получает графский титул. К тому времени здоровье Сергея Павловича уже пошатнулось, – давали о себе знать старые раны, – поэтому в дальнейшем его служба носила скорее почетный характер. Скончался он в возрасте восьмидесяти двух лет.
В начале 1860-х годов первый этаж дома Сумарокова снимала графиня Мария Григорьевна Разумовская (1772–1865), вывозившая в свет свою внучку, княжну М. Г. Вяземскую, и задававшая ради нее великолепные балы. Судьба графини, которую, по словам П. А. Вяземского, «все любили, но не все знали», интересна и довольно романтична.
М. Г. Разумовская
Почти ребенком ее выдали замуж за князя А. Н. Голицына, быстро промотавшего свое и женино состояние. Делал он это совершенно по-купечески: поил кучеров шампанским, раскуривал трубки своих приятелей крупными ассигнациями, горстями швырял извозчикам золото в окно, чтобы те толпились у его подъезда, и т. д. Естественно, их брак не стал счастливым; на долю молодой княгини выпало скучать в одиночестве да подписывать мужнины векселя, ожидая скорого и неминуемого разорения.
Утешитель явился к ней в лице графа Л. К. Разумовского, младшего сына гетмана. Лев Кириллович считался одним из первых петербургских щеголей и пользовался громадным успехом у женщин. Красавицы дарили его своей благосклонностью, и нередко к нему переходили «по наследству» дамы, бывшие ранее любовницами его старшего брата Андрея. И этот-то донжуан и повеса не на шутку увлекся Марией Григорьевной, обладавшей, судя по сохранившимся портретам и воспоминаниям современников, своеобразной внешностью.
