С досады юный князь с еще большим азартом стал предаваться разгульному веселью, а вдобавок оказался замешанным в скандальной демонстрации, устроенной офицерами близкого ему по духу Кавалергардского полка своему новому командиру, чем навлек на себя неудовольствие государя Николая Павловича. Осознав опасность положения и раскаявшись в своих поступках, Барятинский весной 1835 года выразил твердое намерение отправиться на Кавказ и верной службой искупить вину. В одном из сражений он получил тяжелое пулевое ранение и для поправления здоровья вынужден был вернуться в Петербург, а затем отправился на лечение за границу.
По возвращении Александр Иванович определяется на службу в лейб-гусарский полк и к 1845 году имеет уже полковничий чин. Однако его по-прежнему манит Кавказ, а неудовлетворенное честолюбие вновь заставляет искать подвигов на поле брани. В ту пору под руководством князя М. С. Воронцова шли приготовления к большому походу против Шамиля. Барятинский принял участие в боевых действиях в качестве командира батальона. Война давала возможность показать себя на деле, и он своего шанса не упустил.
Слава и популярность князя быстро росли, награды также следовали одна за другой. Мужество и неустрашимость А. И. Барятинского были поразительны, но не менее удивительными оказались его административные способности, по достоинству оцененные главнокомандующим. Летом 1848 года по рекомендации Воронцова Александр Иванович производится в генерал-майоры свиты его величества. Но в то же самое время прежняя невоздержанная жизнь дает о себе знать сильнейшими приступами подагры. Болезнь, отравлявшая жизнь и лишавшая душевного равновесия, заставила его осенью того же года просить об отпуске.
В столице кавказского героя с нетерпением поджидали: услужливые придворные, с ведома и при участии царской семьи, задумали сосватать ему вдову М. В. Столыпину, урожденную княжну Трубецкую. Однако женитьба на любовнице цесаревича (а в прошлом и его собственной) вовсе не улыбалась гордому, болезненно самолюбивому князю, тем более что еще недавно он питал тайную надежду на супружество с дочерью самого государя, великой княжной Ольгой Николаевной. Почвой для радужных мечтаний служило то, что его бабка, Екатерина Петровна Барятинская, была урожденной принцессой Гольштейн-Бекской. Ведь вышла же старшая дочь царя замуж по любви за герцога Лейхтенбергского, дед которого, виконт Богарнэ, уступал в знатности предкам князя! Конец обманчивым иллюзиям положил брак Ольги Николаевны с наследным принцем Вюртембергским, заключенный 1 июля 1846 года…
Проведав о матримониальных замыслах относительно себя, Барятинский под разными предлогами сумел оттянуть прибытие в Петербург на целый год, а когда наконец прибыл, то родные поразились произошедшей с ним перемене: вместо статного, голубоглазого красавца с вьющимися белокурыми кудрями перед ними предстал опирающийся на палку сутулый человек с коротко остриженными волосами и какими-то нелепыми бакенбардами, придававшими ему вид гарнизонного служаки.
В скором времени Александр Иванович поразил их еще больше, повесив на семейную рождественскую елку в качестве подарка документ, в коем значилось, что все свое состояние – майорат в 8 тысяч душ – он передает брату Владимиру. Целью этих хитроумных шагов было лишить ловкую и далеко не бескорыстную претендентку на его руку оснований видеть в нем богатого и красивого жениха. Одновременно князь перестал появляться в свете, запершись в материнском доме на Сергиевской и погрузившись в изучение близких его сердцу кавказских проблем. Светские знакомые, почуявшие немилость двора к вчерашнему любимцу, тут же прекратили посещения.
В середине 1850 года А. И. Барятинский получил новое назначение на Кавказ и надолго покинул столицу. Через шесть лет он становится командующим отдельным Кавказским корпусом, одновременно исправляющим должность кавказского наместника. В августе 1859-го началась осада Гуниба, горного аула, считавшегося неприступным, и где укрылся Шамиль с остатками своих войск. Через несколько недель, видя бесполезность дальнейшего сопротивления, глава горцев сдался на милость победителей. Многолетняя война на Восточном Кавказе завершилась победой русского оружия. На Западном Кавказе дела обстояли несколько хуже, хотя и там большинство племен подчинилось России.
Барятинский получил заветный фельдмаршальский жезл, но в апреле следующего года расстроенное здоровье вынудило его навсегда проститься с Кавказом. Перед отъездом на лечение за границу Александр Иванович представил государю отчет, в котором изложил свои взгляды на управление горскими народами. Он отметил необходимость оставления за шариатскими судами исключительно духовных дел, настаивал на необходимости развития торговли, промышленности и народного образования, в особенности – женского, что можно считать в тех условиях шагом почти революционным.
Конечной целью преобразований, по его мнению, было установление прочных связей кавказского края с остальным государством, не обезличивая при этом малые горские народности. Многое из того, о чем писал А. И. Барятинский, не утратило актуальности и по сию пору, но добиться полного воплощения в жизнь этих планов оказалось куда труднее, чем победить Шамиля.
А теперь оставим в стороне службу князя и поближе познакомимся с ним как человеком. Близко знавший его В. А. Инсарский так описывает положение князя в семье: «Трудно представить столь сурового и недоступного отца в отношениях к своим сыновьям, каким был князь Александр Иванович в отношениях к своим братьям и вообще родным… Они (т. е. отношения) были в значительной степени проявлением его натуры, беспримерно гордой и самолюбивой. Родные его боялись до такой степени, которой я даже понять никогда не мог. Он знал это и гордился этим. Сама мать – княгиня Мария Федоровна, не могла входить к нему без доклада».
Таким знали А. И. Барятинского домочадцы. О том, каким видели его светские знакомые, можно составить представление из воспоминания писателя В. А. Соллогуба: «Он имел тонкий и все разумеющий ум, большое изящество в приемах и мягкость (когда хотел, впрочем) в обращении, редкую способность угадывать или, скорее, взвешивать людей и несколько поверхностную, но тем не менее довольно обширную начитанность. Храбрость его не имела границ; спокойная, самоуверенная и смиренная вместе – это была чисто русская, беззаветная храбрость… Но с этими замечательными способностями у Барятинского были также недостатки. Как все Барятинские, он почитал себя испеченным из какого-то особенного, высокопробного, никому не доступного теста. Его высокомерие, доходившее до наивности, не имело границ».
В приведенном отрывке из «Записок» Инсарского упомянута мать князя, М. Ф. Барятинская (1793–1858). В течение двадцати лет, до самой смерти, княгиня являлась фактической хозяйкой и постоянной обитательницей особняка на Сергиевской, а потому как нельзя больше заслуживает нашего внимания.
М. Ф. Барятинская
Мария Федоровна была дочерью прусского дипломата и министра графа Келлера и графини Сайн-Витгенштейн, сестры русского фельдмаршала. Выйдя в 1813 году замуж за Ивана Ивановича Барятинского, Мария Федоровна, замечательная красавица, долгое время блистала на светских балах, а овдовев в 1825-м, целиком посвятила себя воспитанию детей и делам благотворительности.
