К тому времени на участке по-прежнему стоял лишь небольшой деревянный домик со службами, часть же, выходившая на набережную, и вовсе пустовала. Купец снес обветшавшие строения и возвел каменный двухэтажный дом, обращенный главным фасадом на Шпалерную (тогда еще Воскресенскую) улицу, так и не застроив пустовавшую часть участка.
Шли годы. Неожиданно нагрянула беда: Шленёв неосторожно поручился за своего земляка, такого же, как и он, купца, занимавшегося винными откупами. У того случилась недоимка, и по закону имущество поручителя пошло с молотка. Участок с выстроенным на нем домом, оцененный в 5 тысяч рублей, купил в 1802 году известный просветитель Ф. В. Каржавин (1745–1812).
Жизнь этого человека полна превратностей и приключений. Он был путешественником и литератором, противником рабства, принимал участие в войне за независимость Соединенных Штатов Америки. Уже одно это делало его фигуру довольно необычной в тогдашнем русском обществе. Однако в историю Федор Васильевич вошел в первую очередь благодаря своим литературным трудам.
Образование его, надо сказать, имело весьма солидный фундамент: он учился в Данциге, Лондоне и Париже, где прослушал курс лекций в университете. Особых успехов Каржавин достиг в области переводов с французского и английского языков.
Однако есть у него и собственные сочинения, среди которых особое место занимает «Описание вши, видимой в микроскоп», изданное в 1789 году в Каруже (Швейцария) на французском и русском языках. Долгое время оно воспринималось лишь как литературный курьез, но при более внимательном изучении оказалось, что брошюра попутно дает много полезных сведений медико-санитарного характера, к тому же изложенных простым и доступным языком.
В отличие от других своих собратьев-литераторов Федор Васильевич обладал деловой, купеческой хваткой, был человеком далеко не бедным, но при этом не стеснялся ссужать деньги под залог, не делая исключений даже для приятелей. В одном из январских номеров «Санкт-Петербургских ведомостей» за 1809 год опубликовано примечательное объявление: «Переводчик Каржавин просит своих приятелей, заложивших у него по дружбе, с 1798 года по настоящий год, вещи брилльянтовые, золотые, серебряные; также каменья шлифованные, картины, микроскоп и книги, с ним рассчитаться до 1 дня Мая; ибо за отъездом его в отдаленную команду, они право свое на те заклады потеряют и с оными будет поступлено на основании законов».
Судя по этой публикации, даже передовые люди того времени не видели в таких занятиях ничего дурного и не делали из них тайны. А чего стоят формулировки вроде «заложивших у него по дружбе» и «будет поступлено на основании законов»! Трудно даже представить себе, чтобы литератор, живший хотя бы четверть века спустя, рискнул поместить подобное в газете, в чем можно усмотреть отрадный факт нравственного прогресса общества.
В объявлении упоминается и об отъезде «в отдаленную команду». С 1797-го и до самой смерти Ф. В. Каржавин служил переводчиком в Коллегии иностранных дел, а его отъезд объяснялся направлением в другой город. Надо было продавать дом. 4 мая того же года «Ведомости» сообщили: «За отъездом продается каменный дом на две улицы, коего лежащая на Воскресенскую улицу сторона отстроена, а на большую набережную еще не застроена, Литейной части, 1 квартала, под № 14; о цене и условиях спросить в том же доме у служителя».
Покупатель нашелся довольно скоро; им оказался генерал-лейтенант Алексей Ульянович Болотников. Через несколько лет, в 1814 году, он приступил к постройке трехэтажного лицевого дома на набережной. Судьбе было угодно, чтобы именно здесь снял квартиру один из самых замечательных мемуаристов первой половины XIX века Ф. Ф. Вигель, оставивший множество портретных характеристик своих современников. Они далеко не всегда объективны и бесспорны, но их отличает острота и наблюдательность.
Ф. С. Голицын
Разумеется, не преминул он описать и дом, где жил, и его владельца: «… с самой осени жил я… в доме сенатора Болотникова. Забор этого, не совсем еще достроенного дома близ Литейного двора выходил прямо на Неву, и тем представлялось мне приятное удобство спокойно прогуливаться во всяко время, даже ночью, по гладким, всегда вычищенным гранитам ее набережной. <… > Болотников в молодости, будучи кадетом Сухопутного корпуса, был выбран Екатериной II… в спутники графу Бобринскому (побочному сыну императрицы от Г. Г. Орлова. – А. И.) во время его заграничной поездки, предпринятой для довершения его воспитания. Впоследствии он женился на дочери крещеного еврея Лемана, вдове подполковника фон Бушена. По рекомендации графини Ливен, с которой его жена находилась в хороших отношениях, и при поддержке Аракчеева, Болотников был назначен гофмейстером ко двору великой княгини Екатерины Павловны, супруги принца Ольденбургского, и навел там такой режим экономии, что держал сию чету чуть ли не впроголодь. Через пять месяцев от него поспешили избавиться».
Только что выстроенный, но еще не отделанный внутри дом Болотников в 1816 году продал князю Федору Сергеевичу Голицыну (1781–1826), о котором тот же Вигель, живший недолгое время в годы юности в доме его родителей, вспоминал: «Лицо русской кормилицы, белое, полное, широкое, румяное, но с особенным взглядом и привлекательной улыбкой, делали наружность его весьма приятной; самой необычайной толщине своей умел он в молодости, посредством туалета, давать щеголеватую форму. Он прекрасно пел романсы и прилежно читал романы; в этом, кажется, заключались все его знания. Сверх того, был он одарен необыкновенным вкусом… что касается внутреннего расположения комнат, до убранства их всеми драгоценными безделушками, то на вымыслы в этом роде был он настоящий гений. <… > Еще одну великолепную способность имел князь Федор: никто в России не умел так славно приготовлять великолепные праздники и быть их распорядителем. С большим состоянием, которое наконец он получил, и с маленькою бережливостию, которой никогда не имел, такие люди, как он, служат если не подпорою государству, то, по крайней мере, украшением двора».
Голицын был женат на единственной дочери генерал-фельдмаршала князя А. А. Прозоровского, Анне Александровне. Партия эта считалась весьма завидной, поэтому в свое время не обошлось без соперничества. Так, престарелый фельдмаршал М. Ф. Каменский наставлял в письме своего любимого сына Николая: «… я бы советовал тебе около Прозоровской повертеться: девка добра, случайна (то есть в милости, «в случае» при дворе. – А. И.), знатной фамилии, одна дочь у отца, я давно на нее целю; и хлеб и соль есть».
Однако дело не выгорело: «девка» предпочла мрачноватому и жестковатому Каменскому веселого и добродушного Голицына. В приданое ему она принесла громадное состояние, так что князь мог дать полную волю своей фантазии и страсти к роскоши и мотовству: их дом стал одним из самых блестящих. Каждый вечер здесь собирался цвет тогдашнего общества; нередко бывали приезжие иностранные принцы и члены царской фамилии, отношения с которыми были установлены целым рядом поколений. Княгиня не любила шумной светской жизни, предпочитая чтение и занятия с детьми, но в угоду мужу принимала участие во всех собраниях.
