Бывший новгородский губернатор пользовался особым расположением графа Аракчеева, пожелавшего иметь его под своим началом в собственной Его Императорского Величества канцелярии. Эту должность Муравьев сохранил и после вступления на престол Николая I.
Как чиновник Николай Назарьевич ничем себя не проявил и приобрел кое-какую известность скорее в качестве археолога-любителя. Впрочем, в не меньшей степени его занимали проблемы философии, истории, правоведения, политической экономии, промышленности, торговли, естествознания, астрономии, физики и даже живописи. Кроме того, он уделял часть своих досугов писанию повестей и виршей, припозднившихся по их корявому, вычурному стилю на добрую сотню лет.
Плоды своих раздумий Муравьев в 1828 году выдал в свет под длинным и замысловатым заглавием: «Некоторые из забав отдохновения, с 1805 года, Николая Назарьевича Муравьева, статс-секретаря Его Императорского Величества, Тайного Советника, Сенатора, Почетного Члена Императорских Российской Академии и Университетов: Московского и Виленского и Московских ученых обществ: истории и испытателей природы».
Н. Н. Муравьев
Эти «забавы отдохновения» в четырнадцати частях выходили на протяжении более чем двадцати лет и закончились, когда самого автора уже не было в живых. Подобно предыдущему владельцу дома, господин тайный советник также не особенно налегал на свои прямые служебные обязанности, но если тот целиком посвящал себя извлечению личной выгоды, то Николай Назарьевич радел исключительно о благе будущих поколений, горя желанием, «чтоб листы письмен его сохранились в его неотдаленное потомство, дабы прах его был в нем покоен».
Чрезмерно обеспокоенный тем, что напрямую его не касалось, Муравьев в 1831 году допустил серьезное служебное нарушение и вынужден был подать в отставку. Засев в своем пригородном имении, он с еще большим рвением отдался сочинению «философических трактатов», а также ознакомлению публики с результатами собственных хозяйственных усовершенствований – «рожью-муравьевкой», картофелем чудовищных размеров, исполинской капустой и т. д. Помимо этого, философ-отшельник одолевал императора «диссертациями и утопиями» по разным частям государственного управления. К стыду потомков, труды почтенного сенатора были преданы осмеянию и полному забвению.
Лучшим его творением стало произведение на свет сына Николая, получившего к своей фамилии приставку Амурский. Находясь на посту генерал-губернатора Восточной Сибири, он много сделал для возвращения России левого берега Амура, утраченного в XVII веке, и заключения договора с Китаем, вынужденным признать новую границу.
В 1835 году Н. Н. Муравьев продает ненужный ему больше городской дом некоему корнету Алексееву, вновь объединившему участки на Шпалерной и набережной в один. В середине 1840-х годов он переходит к дочери полковника Н. С. Зыбиной, которая ничем не ознаменовала своего многолетнего владения, исправно собирая плату с жильцов и оставив дом таким же, каким он был изначально.
Не такова была купившая его в 1875 году жена полковника гвардии Преображенского полка графа Н. П. Клейнмихеля Мария Эдуардовна. С юных лет ее снедало честолюбивое стремление играть не последнюю роль в свете, а еще лучше – иметь свой политический салон, чтобы всегда находиться в курсе важных государственных дел. Влияние ее супруга – старшего сына известного строителя Николаевской железной дороги – ограничивалось лишь родным полком, где его прозвали Президентом. Марии Эдуардовне этого было мало.
Со временем она достигла желанной цели, приобрела заметный вес в обществе, а дом ее сделался местом встреч дипломатов всех мастей и рангов. И хотя богатством обстановки графиня не могла равняться со знатнейшими аристократическими фамилиями Петербурга, все же, по словам генерала А. А. Мосолова, «ум и привлекательность… давали ей возможность не без успеха конкурировать с ними». В зрелом возрасте, годам к пятидесяти, мадам Клейнмихель уже не стеснялась публично одергивать молодых людей, чьи манеры казались ей не безупречными, и ее острого языка побаивались.
В 1885 году графиня, по проекту архитектора В. Г. Тургенева, перестроила здание на набережной в эклектическом стиле. Оно приобрело черты другой эпохи, выбившись из ряда ближайших соседей слева и справа, чего, вероятно, и добивалась «неугомонная», как ее характеризует современник, хозяйка. Через несколько лет М. Э. Клейнмихель продает недавно переделанный дом камер-юнкеру А. А. Балашеву, а в 1899 году участок покупает адмирал Н. М. Чихачев (1830–1917), который владел им до самой смерти.
Адмиралом Николай Матвеевич стал по странному недоразумению: как в свое время титулярного советника Павлова, его больше влекло к коммерческим предприятиям, и в качестве директора Русского общества пароходства и торговли он проявил себя куда лучше, чем в должности управляющего морским министерством, которой лишился незадолго до того.
Хорошо знавший Чихачева С. Ю. Витте в своих воспоминаниях пишет, что он «человек в высокой степени достойный, очень неглупый, крайне доброжелательный, но… назначение его управляющим морским министерством было ошибкой, потому что… он гораздо более занимался хозяйственной частью министерства, нежели военной; у него вообще… чисто военной жилки не было».
Ходили слухи, будто бы за свое назначение адмирал выложил Зине Богарне – любовнице главного начальника флота, великого князя Алексея Александровича, – миллион рублей. Как бы там ни было, Николай Матвеевич оказался явно не на своем месте, и тот же Витте признает, что «одной из причин полного расстройства нашего флота, несостоятельность которого обнаружилась в несчастном Цусимском бою, была… деятельность управляющего морским министерством Чихачева».
И это самый мягкий отзыв о нем. В гостиных и околополитических салонах его судили гораздо строже и еще за десять лет до Цусимы с удовольствием декламировали невесть кем написанные злые стихи, заканчивавшиеся риторическим вопросом:
Так мудрено ль, что рыцарь злата,
Торгаш, маклак не ждет невзгод
И за спиной царева брата
Спокойно губит русский флот?
В 1896 году, после восьмилетнего управления министерством, «рыцаря злата» наконец отправили в отставку, сделав членом Государственного совета, где он и заседал уже в более чем преклонном возрасте. Скончался Н. М. Чихачев накануне революции, избежав печальной участи, которая выпала на долю двум его незамужним дочерям-фрейлинам, одиноко проживавшим в родительской квартире.
Странный это был дом, где люди по долгу службы занимались чуждым им делом, но, в конце концов, милосердное время исправило человеческие ошибки, и все оказались на своих местах.
Образчик позднего классицизма
(Дом № 14 по набережной Кутузова)
На протяжении своего двухсотлетнего существования этот дом принадлежал многим хозяевам, но сохранил наружный облик, который придал ему при перестройке в 1826 году архитектор Д. Квадри. Трехэтажный, на подвалах, с простым и в то же время нарядным фасадом, он переделывался в те годы, когда подчеркнутый аскетизм более ранних классических сооружений уже казался ненужной сухостью; монотонную гладь стен стали разнообразить дробными лепными вставками под карнизами окон, балюстрадками и скульптурными масками. Именно эти черты присущи дому № 14.
