Построил его в 1807–1809 годах все тот же титулярный советник Иван Павлов, с которым мы встречаемся уже в третий раз. Только что законченное здание он отдал внаем Департаменту водяных коммуникаций, а в августе 1813-го продал за 100 тысяч рублей Прасковье Михайловне Толстой, старшей из пяти дочерей покойного фельдмаршала М. И. Кутузова.
По отзыву современника, она была «пригожа, мила, хорошего тона», но ничем особенным на фоне тогдашних светских дам не выделялась и известна лишь по родству со знаменитым военачальником. О муже ее, сенаторе Матвее Федоровиче, можно сказать почти то же: по умственному развитию он значительно уступал своему родителю, любимцу князя Потемкина, пользовавшемуся одно время большим доверием Екатерины II. Своей карьерой младший Толстой был полностью обязан тестю, который покровительствовал ему ради дочери.
Во время французского нашествия супруги Толстые проживали в Москве. При первой же опасности Матвей Федорович, по словам близко знавшего его князя И. М. Долгорукого, «струся прежде многих, уже продавал серебро свое за полцены», собираясь спешно покинуть Белокаменную, что и не замедлил осуществить.
Дом № 16 по набережной Кутузова. Частный дом. Современное фото
В Петербурге многодетное семейство, по-видимому, намеревалось осесть надолго, для чего и приобрело обширное жилище. Однако уже через два года Прасковья Михайловна овдовела и вскоре продала участок известному подрядчику А. И. Косиковскому, снабжавшему русские войска в Отечественную войну продовольствием. Очевидно, делал он это с большой выгодой для себя, потому что успел обзавестись двумя солидными домами на Невском проспекте, один из которых ранее принадлежал князю А. Б. Куракину (№ 15/14).
Богатые откупщики порой попадали в ситуации, грозившие серьезными неприятностями. Так, в 1826 году дом Косиковского в Литейной части чуть было не пошел на уплату казенного взыскания «за тайный вывоз им из столицы хлеба». Впрочем, дело это закончилось для Андрея Ивановича благополучно, и участок остался за ним.
Как многие нувориши, Косиковский хотел видеть своих детей не просто богатыми, но и образованными, принадлежащими к привилегированному дворянскому сословию. Двое его сыновей стали офицерами, третий – чиновником, а дочь Ольга вышла замуж за будущего генерала, управляющего Петергофским дворцовым правлением, М. Г. Евреинова. Ей-то и достался после смерти матери по наследству дом на набережной, который она пожелала перестроить в духе времени.
П. М. Толстая
М. Ф. Толстой
Раз уж мы заговорили об Ольге Андреевне, наверное, стоит рассказать о происшествии, резко нарушившем спокойную жизнь семьи и, по всей вероятности, ускорившем кончину ее мужа, хотя случилось это уже после того, как Евреиновы расстались со своим петербургским владением.
3 января 1870 года А. В. Никитенко сделал в дневнике следующую запись: «Дочь почтенного семейства, отец которого состоит комендантом Петергофа, А. М. Евреинова, бежала в Женеву, чтобы присоединиться там к революционной партии, действующей против России под предводительством М. А. Бакунина».
Совсем иное объяснение неожиданного поступка девушки, которой в ту пору было двадцать пять лет, дает в более ранней дневниковой записи от 5 декабря 1869 года Е. А. Штакеншнейдер: «У петергофского коменданта Евреинова есть очень красивая дочь; за этой дочерью приволокнулся очень сильно великий князь Николай Николаевич. Отец молодой девушки был не прочь от ухаживаний великого князя. <… > Одна ее подруга, учащаяся чему-то в Гейдельберге, – которой она писала о своем безвыходном положении, посоветовала ей, чем топиться, приехать лучше сюда…»
Судя по всему, последнее объяснение в большей мере отвечало действительности; по крайней мере, Анна Михайловна Евреинова сделалась не революционеркой-анархисткой, а первой в России женщиной, получившей ученую степень доктора прав. В 1885–1890 годах она издавала «толстый» журнал «Северный вестник» либерально-народнического направления. Остается добавить, что подругой, пригласившей ее уехать за границу учиться, была не кто иная, как знаменитая Софья Ковалевская.
В начале 1860-х годов участок на тогдашней Гагаринской набережной перешел в собственность купца К. И. Синебрюхова, содержателя общественных карет. В то время многие небогатые петербуржцы пользовались услугами этого вида транспорта. О нем пишет в своих воспоминаниях А. Ф. Кони: «На Невском… двигаются грузные, пузатые кареты огромного размера, со входною дверцей сзади, у которой стоит, а иногда и сидит, кондуктор. Это омнибусы, содержимые много лет купцом Синебрюховым и курсирующие преимущественно между городом и его ближайшими окрестностями – селом Александровским на Шлиссельбургском тракте, Полюстровом возле Охты и т. п. Неуклюжие и громоздкие, запряженные чахлыми лошадьми, они вмещают в себя до двадцати пассажиров и движутся медленно, часто останавливаясь для приема и выпуска таковых».
Несмотря на черепашью неторопливость и допотопность такого сообщения, синебрюховские кареты по причине своей дешевизны пользовались большой популярностью, принося хозяину недурные доходы. Этой же цели служил и приобретенный им дом, который он полностью отдавал внаем, а сам с семьей проживал в другом месте. Наследники Синебрюхова также не спешили распрощаться с прибыльной статьей и продолжали владеть участком до начала прошлого века.
А потом история, которая доселе плелась со скоростью синебрюховских омнибусов, неожиданно полетела вскачь, совершенно изменив состав обитателей бывшего доходного дома, хотя внешне он остался тем же, что и полтораста лет назад.
Рок и фортуна
(Дом № 18 по набережной Кутузова)
Здание кажется буквально изнемогающим под тяжестью лепного декора: изукрашенных гирляндами полуколонн и пилястр, гипсовых кариатид и т. д. – неизменных атрибутов «роскошных фасадов» во вкусе поздней эклектики. Так оно стало выглядеть после надстройки четвертым этажом и полной перестройки по проекту архитектора Н. В. Дмитриева в 1885–1886 годах, а ранее сохраняло в общих чертах раннеклассический облик, данный ему при появлении на свет.
Оно состоялось более чем за сто лет до этого, причем ему предшествовало курьезное объявление в газете: «На отведенном Ведомства главной дворцовой канцелярии кассиру Александру Зедлеру близ пустого рынка на берегу Невы реки месте лежит другой год дикий камень, но кем положен, неизвестно; а как на сем месте по данному в главной полиции обязательству должно производить строение, то б кому оный камень принадлежит, благоволил убрать… к маю месяцу сего 1775 году» (СПВ. 1775. № 49).
