В 1816 году дом на Дворцовой набережной купила графиня В. П. Шувалова, урожденная княжна Шаховская, недавно обвенчавшаяся с генерал-адъютантом Павлом Андреевичем Шуваловым. Муж ее, внук известного елизаветинского вельможи П. И. Шувалова, слыл человеком добрым, безмерно богатым и был, по-видимому, вполне счастлив в браке, но страдал одной весьма неаристократической слабостью – приверженностью к хмельному. Это обстоятельство не мешало ему быть любимцем Александра I, хотя и подпортило служебную карьеру. Внезапная и скоропостижная смерть сразила Павла Андреевича в декабре 1823 года как раз в тот момент, когда он заносил ногу, готовясь погрузиться в ванну.
В. П. Шувалова
Молодая вдова осталась с двумя малолетними детьми, поверженная в глубокую печаль. Забегая вперед, скажу, что над Варварой Петровной, казалось, тяготел какой-то злой рок: стоило ей выйти замуж, как ее избранник спустя несколько лет непременно умирал. Через три года после смерти первого мужа она страстно влюбляется и выходит замуж за некоего Адольфа Антоновича Полье, по происхождению швейцарского француза, переселившегося после Отечественной войны 1812 г. в Россию и получившего от французского короля Карла Х титул графа, купленный, как говорили, самой Варварой Петровной.
Но безоблачное счастье графини длилось недолго: не прошло и четырех лет, как тридцатипятилетний Полье отошел в мир иной. На этот раз горе несчастной женщины не знало границ: она поселилась в унаследованном ею от первого мужа имении Парголово под Петербургом (где ныне Шуваловский парк) и, не желая расставаться с останками обожаемого человека, похоронила их тут же, в парке, в специально устроенном гроте, отделанном в готическом вкусе.
От него была проложена аллея, названная по имени усопшего Адольфовой, которая вела к одноименной горе. Внутри грота находились две могилы: в одной покоился прах оплакиваемого мужа, другая же, пустая, предназначалась для его безутешной вдовы. В этой сумрачной гробнице, украшенной редкими тропическими растениями, графиня проводила большую часть ночи, орошая горючими слезами дорогие батистовые платочки, которые затем клала на могилу своего незабвенного Адольфа. Романтическую сцену освещали ползавшие по стеблям жуки-светлячки, покупаемые Варварой Петровной у окрестных мальчишек и ими же каждое утро похищаемые для новой перепродажи щедрой барыне.
Фрагмент фасада дома № 18
Несчастная вдова и не подозревала, что за нею наблюдали шалопаи студенты, забиравшиеся в грот и прятавшиеся по темным углам. Как-то раз один из них перед ее приходом спустился в пустой склеп, а его товарищи вновь задвинули над ним плиту и укрылись. Когда явившаяся графиня начала, по обыкновению, плакать и упрекать покойного супруга за то, что он ее покинул, из недр земли внезапно послышался страшный, замогильный голос, звавший ее к себе. Обезумевшая от ужаса женщина с быстротой молнии исчезла из грота и после этого, как утверждают, прекратила свои ночные бдения.
Вскоре В. П. Шувалова с сыновьями уехала за границу и там повстречала нового суженого: им оказался неаполитанский посланник в Петербурге князь Бутера ди Ридали, с которым она и обвенчалась в 1836 году. Супруги приобрели роскошный особняк на Английской набережной, 10, и стали задавать в нем великосветские балы и приемы. 10 января 1837 года они были свидетелями на бракосочетании барона Дантеса-Геккерена с Е. Н. Гончаровой.
А. Д. Балашов
Новый муж Варвары Петровны, по отзывам современников, был человеком умным и образованным, но, увы, его век также оказался недолгим: в июне 1841 года он скончался, и вдова на сей раз овдовела уже окончательно, пережив своего супруга почти на тридцать лет. По словам хорошо знавшего ее человека, «она пользовалась уважением и любовью за свою доброту, широкое гостеприимство, радушие и благотворительное сердце, которое не умело отказывать в помощи тем, кто к ней обращался».
Но вернемся к нашему дому. Следующим его владельцем становится граф А. И. Апраксин, у которого в 1835 году его покупает вышедший в отставку и удалившийся от дел бывший министр полиции и петербургский военный губернатор А. Д. Балашов (1770–1837). Поскольку он представлял собой весьма заметную фигуру александровского царствования, стоит поговорить о нем подробнее.
Род Балашовых – древнего происхождения и даже владел в прошлом княжеским титулом; некогда ему принадлежали богатые поместья в Саратовской губернии, где по сию пору один из городов – бывшая фамильная вотчина Балашовых – зовется по их имени. Но за какие-то грехи все обширные имения вместе с княжеским титулом были у них отобраны, и многотрудное восхождение к признанию и почестям пришлось начинать сызнова.
Отец Александра Дмитриевича преуспел на этом пути, дослужившись до высокого чина тайного советника и сделавшись одним из любимейших сановников Екатерины II, однако о прежнем богатстве уже не было и помину. Правда, юный Александр воспитывался в Пажеском корпусе и за отличные успехи был пожалован в камер-пажи, а в 1791 году начал военную службу поручиком лейб-гвардии Измайловского полка, но недостаток средств вынудил его через четыре года перейти в армию.
Опустим превратности его карьеры в павловское время – их не удавалось избежать почти никому – и обратимся к той поре, когда звезда Александра Дмитриевича стала определенным образом восходить. Благодаря рекомендации своего давнего приятеля и сослуживца по Измайловскому полку графа Е. Ф. Комаровского в конце 1805 года Балашов получил должность московского обер-полицмейстера, и, по словам графа, «сие было началом его последующей фортуны по службе и всех почестей, им в оной приобретенных».
Через три года мы видим его на той же должности, но уже в Северной столице, и с этого момента он начинает быстро идти в гору. Сделавшись лично известным Александру I, Балашов в 1809 году назначается петербургским военным губернатором и генерал-адъютантом, а спустя всего несколько месяцев занимает пост министра полиции с сохранением прежней должности.
Наибольшую известность Александру Дмитриевичу принесла его миссия в качестве парламентера, посланного государем к императору французов при переходе последним русской границы в июне 1812 года. В этом деле Балашов в полной мере проявил свой ум и дипломатические способности, убедительно и энергично опровергнув мнимые причины, которыми Наполеон пытался оправдать развязанные им военные действия. Ответ, данный посланцем русского царя самоуверенному завоевателю, вошел в историю. На издевательский вопрос Бонапарта, каким путем ему удобнее будет идти на Москву, Балашов, не задумываясь, отрезал: «Есть несколько дорог, государь; одна ведет через Полтаву». Вероятно, Наполеон, неплохо знавший военную историю, отлично понял намек на судьбу своего шведского коллеги Карла XII, но не сумел оценить в ту пору провидческий смысл этих слов.
