По этому поводу «Северная пчела» поместила благодарственную статью, в которой, в частности, говорилось: «Обязанностью нашей почитаем отблагодарить от имени всех артистов и всех любителей музыки графа А. Г. Кушелева-Безбородко за безвозмездное позволение артистам давать концерты в прекрасной его зале. Без этого бедные артисты не в состоянии были бы устроить концерт, потому что цена за наем залы в последнее время всегда почти превышает сбор».
Г. А. Кушелев-Безбородко
После смерти графа его сыновья Григорий и Николай получили каждый свою долю имущества. Дом на набережной, сохранявший к тому времени классический облик, достался старшему – Григорию Александровичу (1832–1870), который в 1857 году приступил к его перестройке по проекту архитектора Р. Р. Генрихсена. Предусматривалось изменение фасадов, новая отделка интерьеров, разборка деревянной оранжереи с устройством на ее месте зимнего сада, переделка домовой церкви и другие работы.
В результате особняк приобрел нынешний вид. О том, как выглядели его внутренние помещения после перестройки, можно судить по записи в дневнике А. В. Никитенко, посетившего графа в мае 1867 года: «Большой вечер и концерт в честь славян у графа Кушелева-Безбородко. Что за роскошь, что за великолепие в убранстве дома и во всем, что касалось пиршества! Зимний сад, например, залитый огнями, представлял нечто волшебное».
Более подробное и красочное описание особняка, а заодно и образа жизни его владельца мы находим в воспоминаниях А. А. Фета: «Беломраморная лестница, ведущая в бельэтаж, была уставлена прекрасными итальянскими статуями. В анфиладе комнат стены были покрыты дорогими картинами голландской школы. Не буду говорить о блестящей зале, диванной, затянутой персидскими коврами, и множестве драгоценных безделок. Угощая гостей изысканнейшим столом, мастерства крепостного повара, который мог бы поспорить с любым французом, граф говорил, что не понимает, что такое значит праздничный стол. «У меня, – говорил он, – стол всегда одинаковый, несмотря на меняющиеся блюда». Такому положению соответствовала и ежедневная сервировка, и парадные ливреи многочисленной прислуги».
Что же за человек был Григорий Александрович? Настало время познакомиться с ним поближе. Чрезмерная суровость, проявляемая отцом при воспитании детей, в особенности мальчиков, привела к отчуждению между ними. Уже будучи взрослым юношей и давно познав прелести запретного плода, Григорий обязан был, как в детстве, ровно в девять утра представать перед строгим родителем. Это не удерживало молодого человека от разнузданного распутства и кутежей, которым он с неумеренной страстью предавался, и лишь окончательно расстроило его здоровье.
Перед тем как явиться к отцу, Григорий принимал лошадиные дозы возбуждающих средств, призванных вернуть ему показную бодрость после бессонной ночи, проведенной в каком-нибудь злачном месте. В результате уже к двадцати пяти годам молодой граф представлял собой совершенную развалину: он страдал припадками эпилепсии и еще довольно редким заболеванием, называемым в старину «пляской святого Витта», выражавшимся в непроизвольных подергиваниях и гримасах. Медицина была бессильна ему помочь.
Примерно в это же время он повстречал Любовь Ивановну Голубцову, успевшую немало повидать на своем веку. Она была сестрой ныне забытого поэта и драматурга Н. И. Кроля, скончавшегося во цвете лет от свирепствовавшей в среде писателей-шестидесятников эпидемии алкоголизма. Еще совсем юной Любовь Ивановна обратила на себя внимание императора Николая I, «почтившего» ее кратковременной близостью. Впрочем, этот мимолетный роман не оставил в душе девушки глубокого следа и не привел к нравственному падению. Она сохранила способность любить и быть верной.
Выйдя вскоре замуж за гвардейского офицера Пенхержевского, Любовь Ивановна была ему преданной женой. К несчастью, ее супруг не отличался крепким здоровьем и через несколько лет умер. На его лечение и похороны ушли все деньги, и вдова осталась с малолетним сыном без гроша в кармане. Нужда заставила ее переехать в Киев и выйти замуж за некоего Голубцова, человека пожилого и малосимпатичного. Как и следовало ожидать, их отношения не сложились; Любовь Ивановна оставила мужа и вновь возвратилась в Петербург с намерением избавиться от домашнего ада и начать новую жизнь.
Однако мечтам ее не суждено было сбыться. Серьезной поддержки она ни в ком не нашла, ни на какой труд оказалась не способна и после недолгой борьбы вступила на проторенный путь, пополнив ряды так называемых «падших женщин». Переходя от одного «хозяина» к другому, она случайно встретилась с молодым графом Григорием Александровичем, незадолго перед тем похоронившим отца и ставшим обладателем огромного состояния. Опытной красавице удалось возбудить в, казалось бы, окончательно угасшем графе порывы страсти и вернуть его к жизни. Немудрено, что Григорий Александрович воспылал к ней безумной любовью, и ее присутствие сделалось для него совершенно необходимым.
Наняв ей поначалу квартиру и окружив поистине царской роскошью, он в скором времени привозит ее в свой заново перестроенный и отделанный особняк на Гагаринской набережной, где жизнь напоминала волшебную сказку. Этим граф Григорий не ограничился, решив во что бы то ни стало жениться на своей возлюбленной. Но, не говоря уже об остальном, этому препятствовало то обстоятельство, что Любовь Ивановна по-прежнему считалась женой Голубцова, с которым нужно было как-то договариваться.
Однако тут взбунтовались сестры графа – Л. А. Мусина-Пушкина и В. А. Кочубей, обратившиеся к императору Александру II с прошением о запрещении брака с женщиной легкого поведения. Тогда Любовь Ивановна, в свою очередь, добивается аудиенции у царя и на его вопрос, правда ли, что она живет с графом в одном доме, смело отвечает: «Правда, ваше величество. Я не только живу с ним в одном доме, но и в одной комнате, в одной спальне. Этим я продлеваю его жизнь, и поверьте, что лично для меня это подвиг, а не наслаждение!»
В конце концов государь дал согласие на их брак, но высший свет отверг графиню: никто не отдал ей визита. Это было время, когда роман Дюма-сына «Дама с камелиями» продолжал оставаться в моде. После нанесенного оскорбления Любовь Ивановна, как говорят, явилась в литерной ложе оперного спектакля с большим букетом живых камелий в руках и объявила во всеуслышание: «Я смело и с честью могла бы занять первое место среди петербургской аристократии, но меня не признали, мною пренебрегли <… >. И если мне не удалось стать первой из графинь, я буду первой из камелий!»
Свое обещание она сдержала, бросившись в вихрь далеко не невинных наслаждений и самого беспутного мотовства. Рассказывали, что к ней по четыре раза на день приезжали модистки с новыми платьями, которые она расстреливала из револьвера. Граф не успевал оплачивать ее долги, которые достигали астрономических сумм. Кроме того, поведение ее стало принимать откровенно скандальный характер. Так прошло несколько лет. Наконец даже бесконечно терпеливый и безответный Григорий Александрович не выдержал и дал жене несколько сот тысяч отступного, с тем чтобы она его оставила, уехала за границу и никогда больше не приезжала бы в Россию. Сделка состоялась, и графиня навсегда исчезла с петербургского горизонта.
