Здесь прошли, пожалуй, лучшие дни его жизни, в кругу семьи, среди любимых и близких людей.
М. И. Кутузов
Вот только отпустила ему судьба таких счастливых, спокойных дней совсем немного, в промежутках между страшными, кровопролитными сражениями, когда, по его собственному выражению, волосы дыбом становились, и между частыми отлучками по делам «государевой службы».
Отношения между супругами во время долгих разлук поддерживались письмами, которых накопилось немало. В них беспрестанно упоминаются «любезные детки», они пропитаны отцовской нежностью. Вот письмо 1800 года из Вильно, где Кутузов исправлял в ту пору должность генерал-губернатора: «Любезные детки, здравствуйте; очень благодарю за письма. Все много писали, только Дашенька (младшая дочь. – А. И.) об орехах ничего не говорит. Ежели бы мне этакой орех подарили, я бы с ума сошел от радости». Или письмо, посланное 16 июля того же года: «Любезные детки, здравствуйте. Вы шестого числа июля ездили верхом в большой кавалькаде: шесть дам и шесть мужчин. Скажите, кто была эта компания и кто такие счастливые смертные, которые вас провожали?»
Понемногу дочери подрастали, разлетаясь из отчего дома. К 1807 году вышли замуж две младшие: Екатерина – за грузинского князя Н. Д. Кудашева и Дарья – за Ф. П. Опочинина. Три старшие – Прасковья, Анна и Елизавета – обзавелись семьями еще раньше.
Наступил 1812 год. Вернувшись в июне в Петербург после заключения Бухарестского мира с Турцией, Кутузов, не любимый Александром I, в течение двух месяцев был обречен на вынужденное бездействие в то грозное для России время. Наконец, повинуясь общему желанию, император назначил его главнокомандующим русской армией.
Известный скульптор граф Ф. П. Толстой, вспоминая те дни, рассказывает: «Я часто видал этого знаменитого военачальника <… > у Логина Ивановича Кутузова (он жил в собственном доме на 12-й линии Васильевского острова. – А. И.), с которым он был близкий родня и дружен. Михаил Илларионович, с гениальной способностью военачальника, соединял удивительную любезность и остроту в обществе, особенно в дамском… По назначении его главнокомандующим, в последние два дня перед отправлением к армии, он провел оба вечера у Логина Ивановича и Надежды Никитичны… Михаил Илларионович в эти достопамятные для меня вечера был очень весел, говорил много о Наполеоне и шутил. <… > В последний вечер он сидел у Логина Ивановича недолго, но был очень весел, и, когда пошли провожать его в переднюю, последние слова, сказанные им смеючись Надежде Никитичне, были: «Я бы ничего так не желал, как обмануть Наполеона».
Е. И. Кутузова, урожденная Бибикова, жена М. И. Кутузова
На другой день, с раннего утра, вся набережная от Гагаринской пристани и до самого Прачечного моста была запружена народом. В девять часов главнокомандующий сел в карету, которая в сопровождении огромной толпы медленно тронулась в направлении Казанского собора, где должен был состояться торжественный молебен. Больше ему уже не суждено было переступить порог своего дома…
Вдова фельдмаршала, Екатерина Ильинична, урожденная Бибикова, пережила мужа на одиннадцать лет. Очень красивая в молодости, передавшая свой тип красоты младшей дочери Дарье, княгиня была женщиной умной и образованной, страстной театралкой. Занимая видное положение при дворе, она жила широко и открыто, тратя больше, чем позволяли ей средства. В свете Екатерина Ильинична прослыла своей эксцентричностью и, будучи уже в преклонном возрасте, любила наряжаться, как молоденькая девица. Она состояла в переписке с мадам де Сталь и покровительствовала всем заезжим знаменитостям. В гостиной княгини, попасть куда считалось честью, наряду со всей французской труппой можно было встретить и корифеев русской сцены.
Отправляясь в поход, Кутузов дал обет, в случае успешного его окончания, устроить в честь своего небесного покровителя и ангела архистратига Михаила домовую церковь. Однако исполнить обет самому фельдмаршалу не пришлось; вместо него это сделала его супруга. В 1814 году она выполнила волю мужа и основала домовую церковь, просуществовавшую до самой революции. Ныне ее помещение перестроено и мало что напоминает о его первоначальном назначении.
И. Ф. Опочинин
После смерти Екатерины Ильиничны дом по завещанию перешел сначала к ее дочери Дарье Михайловне, а затем к внуку Константину Федоровичу, по достижении им совершеннолетия. Отец мальчика, Федор Петрович Опочинин, умерший в 1852 году, принадлежал к старинному боярскому роду, а по уму и нравственным качествам пользовался в петербургском обществе всеобщим уважением. Поступив вначале на военную службу, он позднее перешел на придворную и в 1816 году был уже шталмейстером, а затем, быстро продвигаясь по служебной лестнице, достиг чина действительного тайного советника, став членом Государственного совета и обер-гофмейстером.
В письмах Кутузов несколько раз весьма лестно отзывался о человеческих качествах своего зятя. Выразительный портрет Опочинина оставил Ф. Ф. Вигель: «Ротмистр конной гвардии и любимый адъютант цесаревича Константина Павловича, с приятной наружностью и гибким, вкрадчивым характером, он удивительно всем нравился, и мужчинам и женщинам. Он был ростом не велик, но чудесно сложен, в самом голосе имея что-то привлекательное… Ни перед кем не унижаясь, он однако же никогда не показывал гордости и, вероятно, не любя печальных лиц, сам старался всем улыбаться».
В 1830 году Опочинины не жили в доме на набережной и сдавали его внаем. В это время здесь поселился князь Александр Сергеевич Меншиков, незадолго перед тем назначенный начальником Главного морского штаба, и прожил до 1831 года, когда занял пост финляндского генерал-губернатора.
А. С. Меншиков, правнук петровского Данилыча, славился острым языком, и больше, кажется, ничем. Там, где этого было мало, он оказывался человеком вполне заурядным. При дворе Николая I любили каламбуры; особое пристрастие к ним питал брат царя Михаил Павлович. Придворные остряки были в моде, их остроты передавались из уст в уста; некоторые делали из этого чуть ли не основное свое занятие.
А. С. Меншиков
Александр Сергеевич всю жизнь острил и кого-нибудь вышучивал; когда отец уведомил его, что нашел ему невесту, и просил приехать посмотреть ее, сын, как всегда, отделался шуткой. «Мне нечего смотреть, – сказал он. – Я женился бы и на козе, если бы у нее были золотые рога, и она могла бы родить Меншикова».
