Появился он на этом отрезке набережной позднее остальных: в 1783 году вдова конференц-секретаря Академии художеств, писателя и переводчика А. М. Салтыкова, Мария Сергеевна приобрела у директора той же академии А. О. Закревского частично уже возведенный им дом с заготовленными строительными материалами.
Андрей Осипович приходился родным племянником братьям Разумовским, поэтому неудивительно, что его служба шла как по маслу. Воспитывался он при дворе Елизаветы и в 1760 г. вместе с братом Григорием и тремя кузенами послан был в Женеву для завершения образования. Руководивший ими гувернер Дитцель именовал своих питомцев князьями Таракановыми.
В 1774 году Закревский занял пост директора Академии художеств, на котором пробыл десять лет. Факт назначения на эту должность не художника мотивировался тем, что ни один из тогдашних адъюнкт-ректоров академии не владел русским языком.
Само собой разумеется, что вдова конференц-секретаря знала бывшего начальника ее мужа, и продажа Закревским участка именно ей выглядит не случайной. М. С. Салтыкова достроила купленный ею дом, а спустя семь лет, в 1790 году, продала его тайному советнику Петру Александровичу Соймонову, который прикупил к нему пустырь с левой стороны, принадлежавший профессору Я. Урсиниусу.
Дом № 34 по набережной Кутузова. Современное фото
О том, как выглядел дом в то время, можно составить представление по раскрашенной гравюре Б. Патерсена, относящейся к 1799 году: трехэтажный, в семь окон по фасаду, еще без балкона, который появился, судя по акварели А. Е. Мартынова середины 1810-х годов, лишь в начале XIX века, очевидно, после первой перестройки.
Приходится говорить в предположительной форме, потому что в архивном деле нет документов, касающихся архитектурной истории здания на ранней стадии; зато сохранился фиксационный чертеж, запечатлевший его наружный облик до капитальной перестройки в 1865 году. Он очень прост и повторяет обычную схему фасадов в стиле безордерного классицизма.
П. А. Соймонов, бывший наряду с А. В. Храповицким статс-секретарем Екатерины II и одним из ее ближайших подручных, при Павле, как водится, по какому-то поводу или вовсе без оного впал в немилость, был выслан в Москву и скончался там от удара, не выдержав потрясения, вызванного опалой и безвременной смертью жены. Случилось это в 1800 году.
С. П. Свечина
После его кончины «Санкт-Петербургские ведомости» опубликовали следующее объявление: «В Дворянскую опеку вызываются желающие купить принадлежащий наследницам покойного Действительного Тайного Советника и Кавалера Петра Александровича Соймонова каменный дом, состоящий в Литейной части по набережной в 1-м квартале под № 2, и дать свыше даваемой цены 25 тысяч рублей, явиться будущего 1801 года, Генваря 17, в оный дом…»
Желающих дать больше названной суммы не нашлось, и дом остался за старшей дочерью Соймонова, Софьей Петровной Свечиной (1782–1857). Имя этой замечательной женщины, прожившей большую часть жизни за границей, современному русскому читателю, скорее всего, ни о чем не говорит. А между тем о ней существует довольно обширная литература, преимущественно на французском языке, ее произведения, дневники и письма многократно переиздавались во Франции, но привлекали внимание и в России. Ею написано множество религиозно-нравственных трактатов (разумеется, на французском языке), и после ее смерти ходили даже упорные слухи о предполагаемой канонизации этой ревностной католички.
Как же случилось, что русская женщина, не имевшая в своих жилах ни капли чужеземной крови, превратилась вдруг в иностранку, едва не провозглашенную католической святой? Ответ следует искать в тогдашнем воспитании на французский лад, пренебрежении к родному языку, наигранном «вольтерьянстве» отцов, приводившем детей не к отрицанию религии вообще, а именно православия, которое по тем же причинам оставалось для них чуждым и непонятным.
Разумеется, здесь может идти речь хотя и о довольно широком, но все же не повсеместном явлении, прежде всего в придворной аристократической среде.
Но вернемся к нашей героине. Отец ее, человек богатый, женившийся на дочери известного историка и государственного деятеля И. Н. Болтина, постарался дать старшей дочери (младшей к моменту его смерти исполнилось всего десять лет) наилучшее образование, конечно же в духе того времени. В результате девочка, обладавшая большими способностями, прекрасно владела четырьмя европейскими языками, а кроме них, также латинским и древнееврейским (что выходило далеко за рамки светского воспитания), но почти не знала русского.
Софья отличалась незаурядной волей, что с особой силой проявилось в двух эпизодах. Подростком она мечтала о собственных часах, и, когда отец, уступив ее просьбам, наконец сделал ей желанный подарок, девочка была совершенно счастлива. Но вдруг ей пришло в голову, что будет лучше, если она сумеет побороть себя и откажется от подарка. Так она и поступила. Отец, не сказав ни слова, спрятал часы в ящик стола и больше о них не упоминал.
Другой случай произошел примерно в то же время. П. А. Соймонов, как было тогда в обычае у богатых людей, имел недурную коллекцию предметов искусства и «антиков». К последним относились и несколько древнеегипетских мумий, хранившихся в застекленных ящиках, стоявших в одной из комнат. Софья испытывала перед этими диковинами настоящий ужас, боясь даже заходить в то помещение. Но однажды она все же преодолела себя, вошла, вытащила ссохшуюся мумию из ящика, прижала к себе и поцеловала. Это была победа над собой, но далась она нелегко: девочка без памяти упала на пол, где ее и нашел отец, услышавший шум падения.
Незадолго перед смертью Петр Александрович выдал свою семнадцатилетнюю дочь за сорокадвухлетнего генерала от инфантерии Н. С. Свечина. Внезапная смерть отца, а ранее – матери и брак с нелюбимым человеком, за которого она вышла, повинуясь желанию родителя, несомненно, подтолкнули девушку на путь религиозных исканий; не менее естественным выглядит и то, что она обратилась к католицизму. Немалую роль здесь сыграли и отцы-иезуиты, как раз в ту пору появившиеся в Петербурге и развернувшие тайную, осторожную, но весьма действенную пропаганду.
Впрочем, этим занимались не только иезуиты. В тогдашних салонах блистал некий шевалье д’Огар, французский эмигрант, увлекательно проповедовавший католицизм. Эти проповеди, а также влияние сардинского посланника при русском дворе, ярого роялиста и врага Наполеона, Жозефа де Местра, пали на благодатную почву и привели к тому, что Софья Петровна тайно перешла в католичество. Произошло это незадолго до изгнания иезуитов из обеих столиц, последовавшего в 1816 году.
По-видимому, около того же времени состоялось знакомство Свечиной с А. И. Тургеневым и П. А. Вяземским, что выглядит вполне естественным, принимая во внимание ее интерес к литературе, хотя и не русской. В ее доме по вторникам и пятницам устраивались литературные вечера, на которых любил ораторствовать Сергей Уваров, в ту пору близкий знакомый обоих вышеназванных по «Арзамасу». В их переписке, относящейся к 1816-му и 1818 годам, неоднократно упоминается ее имя.
