Дом № 22 по Миллионной улице. Современное фото
О нем писали довольно часто, он всегда привлекал к себе внимание. Возникла даже легенда о его происхождении, пущенная в ход, если не ошибаюсь, с легкой руки М. И. Пыляева. Будто бы строителем его был академик Крафт, создатель знаменитого Ледяного дома, и что предназначался он для Густава Бирона, брата временщика. Автор «Старого Петербурга» сообщает также об интересе, какой вызвал новопостроенный дом, считавшийся якобы красивейшим в Петербурге, и что на него приезжали любоваться издалека. Может быть. Для возникновения легенды необходимы две предпосылки: наличие устойчивого интереса и отсутствие документальных данных. Обе они оказались налицо.
Дом Ф. А. Апраксина. Чертеж из коллекции Берхгольца. 1740-е гг.
Благодаря усилиям замечательного специалиста, исследователя петербургской архитектуры А. Н. Петрова, сведения о доме из легендарных превратились в исторические. На них мы и будем опираться.
Итак, ныне существующий каменный дом построен неизвестным архитектором во второй половине 1730-х годов на месте сгоревших деревянных хором вице-адмирала М. П. Госслера. Композиционная схема здания решена в уже несколько архаичных для того периода формах петровского времени – с сильно выступающими боковыми ризалитами в два и центральной частью в три окна. Позднее левый ризалит расширили на две оси влево за счет некогда существовавших ворот. Аналогичную схему можно было встретить во многих зданиях начала XVIII века; из сохранившихся до наших дней к этому типу относятся хорошо известные Кикины палаты на Шпалерной улице.
Первоначальный облик дома запечатлен на публикуемом чертеже из коллекции Берхгольца. В 1770-х годах он перестраивался, предположительно по проекту А. Ринальди. Тогда же вместо высокого крыльца появился великолепный четырехколонный мраморный портик. Главной же внутренней достопримечательностью справедливо считается вестибюль с лестницей удивительной красоты.
Кто только не поднимался по ее ступеням! Помнят они гордых вельмож и смиренных просителей, великосветских красавиц и богомольных старушек. Среди владельцев дома были и государственные мужи, и блестящие аристократы, и временщики – близость к дворцу нередко означала также близость ко двору. Словом, ему, как и всякому старику, много повидавшему на своем веку, есть о чем порассказать.
Первый владелец дома – граф Федор Андреевич Апраксин (1703–1754), женатый на внучке первого русского фельдмаршала Александре Михайловне Шереметевой. В 1733 году императрица Анна Иоанновна пожаловала его в камергеры за поддержку, оказанную ей при вступлении на престол. Правда, незадолго перед тем Апраксин ревностно помогал «верховникам», однако, вовремя смекнув, куда ветер дует, примкнул к их противникам. Свою карьеру он закончил при государыне Елизавете Петровне в чине генерал-поручика.
В 1773 году сын покойного графа, отставной капитан гвардии Александр Федорович Апраксин, продал унаследованный от отца дом камер-юнкеру двора ее императорского величества Василию Семеновичу Васильчикову – брату находившегося в ту пору «в случае» Александра Васильчикова. Впрочем, фавор этот продолжался недолго, как и надобность во владении домом поблизости от дворца. В марте 1774 года отставной фаворит А. С. Васильчиков перебрался из покоев императрицы в дом брата, чтобы затем окончательно исчезнуть с глаз долой.
Е. Б. Бирон
После окончания «случая» не только прежние любимцы, но и их родственники предпочитали удаляться восвояси, дабы не напоминать о себе своим преемникам. В начале 1778 года В. С. Васильчиков продал дом чуть ли не с уступкой против уплаченной им цены бывшей супруге герцога Петра Бирона – Евдокии Борисовне, урожденной княжне Юсуповой, поселившейся здесь после развода со своим скандальным мужем.
Через два года герцогиня скончалась. Секретарь французского посольства в России шевалье де Корберон записал по этому поводу в своем дневнике 20 июля 1780 года: «Завтра мы поедем навестить Измайлову, сестру герцогини Бирон, скончавшейся в среду, в 10 часов вечера. Она была… молодая, приветливая; думают, что она умерла с горя. Герцог, год тому назад, развелся с нею, и эта женщина, хорошо поставленная при дворе, имея орден Святой Екатерины, 50 тысяч ежегодной пенсии, которую государыня заставила герцога выдавать ей, не была счастлива, страдая от непомерного, неудовлетворенного честолюбия. Ее вскрывали, чтобы узнать причину смерти».
Дом покойной герцогини перешел в собственность ее брата Н. Б. Юсупова, а тот в 1783 году продал его со всей обстановкой за 45 тысяч рублей княгине Екатерине Петровне Барятинской. К тому времени дом уже перестроен и отделан в формах раннего классицизма.
Попутно отметим, что Екатерина II предлагала вернувшейся в 1782 году из-за границы княгине Е. Р. Дашковой купить для нее этот дом в подарок, но та, якобы по своей скромности, чтобы не вводить державную покровительницу в лишний расход, предпочла более дешевый.
Новая владелица, известная красавица екатерининского двора, была дочерью принца Петра Гольштейн-Бекского, приверженца свергнутого Петра III. Двенадцатилетней девочкой она вместе с родителями находилась на одной из галер, сопровождавших злополучного императора в день переворота, во время его бегства в Кронштадт. Выйдя в 1767 году замуж за князя И. С. Барятинского, она блистала в петербургском свете, где имела громадный успех и массу любовных похождений.
Ее роман с Андреем Разумовским привел в конце концов к разрыву с мужем. Тем не менее, она не отказала себе в удовольствии сопровождать обманутого супруга в Париж, куда он назначается посланником, присутствовала на коронации Людовика XVI, а затем вернулась в Петербург, где произвела фурор привезенными с собой парижскими модами и нарядами. Впрочем, последние не заслужили одобрения императрицы и многих светских дам: те нашли их смешными.
Поселившись отдельно от мужа в приобретенном ею доме на Миллионной, легкомысленная красавица вновь заняла высокое положение в свете, где продолжала иметь множество поклонников. Хотя она и подвергалась нареканиям со стороны «общества», тем не менее все стремились попасть к ней в дом; жила княгиня широко и пышно, а о ее приемах и театральных представлениях говорил весь город.
Один из современников оставил такой портрет Е. П. Барятинской: «Чрезвычайно грациозная, с удивительной талией, выразительными чертами лица, величавая и непринужденная в движениях, но вместе с тем немного манерная, она была очень любезна и даже свободна в обращении; выражаясь легко и красиво, она усвоила в разговоре тон парижских модниц своего времени, какую-то смесь философии с чувствительностью и неподдельным кокетством».
