Дом А. И. Шувалова. Фрагмент аксонометрического плана де Сент-Илера – И. Соколова. 1765–1773 г.
Как выглядели владения старшего Шувалова, можно видеть на фрагменте аксонометрического плана Петербурга 1760-1770-х годов. Двухэтажный особняк с декоративной балюстрадой на крыше и прочими барочными изысками отгорожен от набережной красивой узорчатой решеткой, но явно не той, что видна на старой фотооткрытке.
В 1764 году усадьба перешла в собственность президента Юстиц-коллегии сенатора И. И. Дивова, бывшего до этого московским полицмейстером. В конце 1765 года, собираясь приехать в Петербург, генерал-аншеф граф П. А. Румянцев, тогдашний правитель Малороссии, просил мать подыскать ему временное жилье. Собственно говоря, он мог бы остановиться и в ее доме на Царицыном лугу, но не любившая стеснять себя старушка предпочла поселить сына отдельно.
П. А. Румянцев
14 января 1766 года М. А. Румянцева сообщила ему в Глухов о приисканном ею жилище: «Петр Александрович, свет мой, здравствуй! Дом для вас здесь наняла, которой состоит по Мойке, близ Петра Ивановича Шувалова, Ивана Ивановича Дивова, ценою по 70 рублей на месяц, которой со всем убранством. Сестра Прасковья Александровна и Яков Александрович (Брюс, зять Румянцевой. – А. И.) все, что принадлежит для дому, стараются исправить. Я весьма старалась, чтобы поблизости найтить, токмо истинно нет нигде». Прибыв в столицу, будущий фельдмаршал неожиданно жестоко расхворался и проболел до самого мая…
В 1794 году участок, уже принадлежавший в то время барону Г. А. Строганову, приобрел президент Медицинской коллегии А. А. Ржевский. Несмотря на сугубо прозаические служебные занятия, Алексей Андреевич, известный в свое время масон и не менее известный поэт, не переставал терзаться гамлетовским вопросом о смысле жизни, изливая его в следующих, почти шекспировских строках:
О, жизнь, о, суета! Иль вечно нам страдать?
Страдать и не видать, что свет сей цепь мучений?
Не век: смерть может нам
Свободу даровать…
Страдания не помешали Ржевскому прожить долгую, счастливую жизнь с любимой женой Глафирой Ивановной Алымовой, которую художник Д. Г. Левицкий навечно запечатлел на одном из своих знаменитых портретов «смолянок».
Возможно, именно предыдущий владелец, барон Строганов, которому спустя много лет предстояло взять на себя печальную обязанность по устройству похорон А. С. Пушкина и возглавить опеку над его детьми, перестроил купленный им особняк на Мойке, сделав его полностью каменным, но оставив по-прежнему двухэтажным. Тогда же, вероятно, появилась и классическая ограда со стороны Мойки. Так или иначе, к моменту перехода к Ржевским дом уже был каменным.
Г. А. Строганов
От вдовы Ржевского участок в 1800-х годах перешел к барону Ашу, а у того в 1829 году его приобрел входивший в силу педагог, издатель и журналист Н. И. Греч. В нижнем этаже здания он поместил типографию, а в верхнем, немного позднее, поселился сам со своим семейством. Его собрат по перу Владимир Бурнашев так описывал это жилище: «Дом… был снабжен двумя огромнейшими залами, из которых одна так залою и именовалась, а другая была не менее велика, но носила название кабинета-библиотеки, потому что все стены ее были покрыты шкафами с книгами. Одно из окон было в виде двери в сад… В этой-то зале, где 100 или 150 человек помещались легко и без малейшей тесноты, происходили все литературные четверговые сходки…»
Н. И. Греч
На этих «четвергах», подробно описанных тем же Бурнашевым, перебывал весь литературный Петербург, и кого еще там только не было! Иностранные знаменитости, певцы, музыканты, актеры, даже фокусники и чревовещатели находили у гостеприимного владельца дома теплый прием, а порой и рекламную поддержку в издаваемой им совместно с Булгариным «Северной пчеле».
Среди посетителей «гречевых четвергов» встречались весьма своеобразные личности вроде В. Ф. Боголюбова – «человека, по словам самого Николая Ивановича, всеми презираемого, всем известного своими гнусными делами и везде находящего вход, прием и наружное уважение!». Он перетаскал у добродушного хозяина массу книг из библиотеки, не упуская вдобавок ни малейшей возможности запустить руку в неосторожно оставленный на виду бумажник или кошелек. Позднее Греч отомстил ему на литературный лад, выставив в самом неприглядном виде в своих знаменитых «Записках».
Нерасчетливость и мотовство Николая Ивановича привели его в конце концов почти к полному разорению; незадолго до смерти он вынужден был продать дом и переехать к своей второй жене, заведовавшей институтом глухонемых и имевшей там квартиру.
В 1865 году бывший дом Греча капитально перестроили, причем не обошлось без скандала: вопреки правилам, запрещавшим в центральных частях города возводить вновь и исправлять существующие деревянные постройки, двухэтажный каменный флигель надстроили третьим этажом «из тонкого леса», оштукатурив для маскировки и покрыв кровельным железом. Разоблачителем выступил «Петербургский листок», добившийся сноса незаконно возведенного этажа. Пришли иные времена: в России наступила временная «оттепель» и гласность приносила первые плоды!
Сменив еще ряд владельцев, особняк был наконец куплен князьями Юсуповыми, пожелавшими расширить свои владения. Прошли годы, и безжалостная «река времен» унесла и старинную ограду, и многое другое. Только протянувшиеся вдоль набережной деревья так же ждут весны, как и сто лет назад…
Дворец елизаветинского «прибыльщика»
(Дом № 96 по набережной Мойки)
Много загадок таят в себе петербургские дворцы и особняки. Взять хотя бы тот, что представлен на рисунке М. И. Махаева 1757–1759 годов, озаглавленном «Вид от Крюкова канала вверх по реке Мойке с изображением дворца П. И. Шувалова». Справа на первом плане – небольшое по размеру, но замечательное по архитектуре здание, воплотившее всю прелесть барокко. Поскольку строилось оно в 1750-х годах, то есть в период наибольшего могущества и влияния Петра Ивановича Шувалова, логично было бы предположить, что имя его создателя столь же знаменито, как и имя владельца, а история известна не хуже дворцов, скажем, Воронцова, Строганова или Разумовского.
