В 1773 году граф занял пост президента Военной коллегии, одновременно получив присвоенной этой должности звание генерал-фельдмаршала. Но тут его самолюбие натолкнулось на не менее развитое самолюбие набиравшего силу Потемкина, который не любил находиться в подчинении. Уже через несколько месяцев Чернышев получил отставку и отправился к своему новому месту службы – исполнить должность генерал-губернатора Белоруссии.
В октябре 1776 года Захар Григорьевич продал усадьбу на Мойке известному военачальнику и дипломату князю Н. В. Репнину, не так давно вернувшемуся в Петербург после выполнения многотрудной миссии в Константинополе. Его целью было принудить Турцию безоговорочно выполнять условия Кучук-Кайнарджийского мира, в чем он и преуспел.
Весь 1776 год князь безвыездно прожил в столице, часто посещая дворец и сражаясь с императрицей за шахматным столиком. Впереди его ожидали новые назначения и новые, уже настоящие сражения: поначалу – дипломатические, а потом и военные. В Петербурге Николай Васильевич бывал довольно часто, но лишь наездами, не задерживаясь подолгу.
В 1787 году в доме поселилась новая хозяйка – княгиня Е. П. Барятинская, переехавшая сюда из своего особняка на Миллионной. Неоднократно упоминавшийся князь И. М. Долгорукий вспоминал о ней: «Богатство ее, имя, а более еще мягкость характера и любезные свойства сердца привлекали к ней весь отборный город. Она жила пышно и вместе приятно, со всеми была вежлива, благосклонна и примерно гостеприимна». Большое внимание владелица уделяла саду, где среди ярких цветников прогуливались важные павлины, изумляя окрестных обывателей непривычными и не особенно благозвучными криками.
Н. В. Репнин
Как-то одной из этих экзотических птиц удалось вырваться наружу, о чем было немедленно объявлено в газете: «Санкт-Петербургские ведомости»: «Из дому Ее Сиятельства Княгини Катерины Петровны Барятинской, состоящего по Мойке близ Поцалуева моста, сошла Июня 26 числа пава, то сим просят поимавшего оную доставить ее швейцару, за что не останется без награждения».
Принц Нассау-Зиген
Однако недолго суждено было «павам» разгуливать по саду: года через три усадьба перешла к вице-адмиралу российского флота принцу Нассау-Зигену. Жизнь этого авантюриста – полунемца, полуфранцуза – полна романтических приключений, дуэлей и прочих живописных подробностей. Впрочем, вряд ли стоит на них останавливаться: чтобы ознакомиться с ними, достаточно прочесть любой роман, посвященный «рыцарям плаща и шпаги».
В 1786 году принц приехал в Россию, сумел понравиться Потемкину, а во время вспыхнувшей вскоре войны с турками и шведами получил под свое командование гребную флотилию, с которой одержал несколько впечатляющих побед. За это Екатерина осыпала его милостями, наградив орденом Святого Георгия 2-й степени и пожаловав 3 тысячи душ. За этим последовали крупные денежные награды, так что у принца были средства на обзаведение домом в Петербурге. Правда, владел он им недолго, уехав в 1791 году за границу, где благополучно спустил нажитое в России состояние, растратив все, что имел, на многочисленных эмигрантов, бежавших из революционной Франции.
А дом на Мойке, очевидно, в память З. Г. Чернышева, при котором там проходили заседания Военной коллегии, по приказу государыни был куплен под это учреждение. При этом не обошлось без скандала: нашелся желающий получить приобретенный Екатериной дом задаром. Им оказался покровительствуемый Зубовым дипломат граф А. И. Мор-ков. По словам близко его знавшего Грибовского, несмотря на свое богатство, граф «вел жизнь скромную и скупую, никого к себе не принимал и никому ни обедов, ни ужинов не давал, через что скопил много денег и бриллиантов». Возмущенная столь явной жадностью и корыстолюбием, Екатерина, невзирая на вмешательство фаворита, «отказала с гневом» в этой просьбе.
Ш.-К. Башелье (по оригиналу И. И. Шарлеманя и Дюрюи). Набережная Мойки. Фрагмент. 1850-е гг.
В 1792–1794 годах дом переделали для новых нужд, превратив из барского особняка с прихотливым барочным декором в сухую казенную постройку с неизбежным колонным портиком и треугольным фронтоном. Таким мы видим его на литографии 1840-х годов, когда там уже размещались батальон военных кантонистов и Аудиторская школа. Первый, образованный в 1826 году, готовил сыновей к армейской службе, преимущественно нижних чинов, а вторая, появившаяся позднее, в 1832-м, – чиновников для воен-но-юридического ведомства.
Батальон военных кантонистов в 1856 году упразднили, Аудиторскую школу в 1867-м преобразовали в Военно-юридическую академию; там же поместили и Военно-окружной суд. В наши дни здесь находится военный университет. Сад, где некогда сжигали потешные огни и разгуливали павлины, давно исчез, превратившись в учебный плац, и только дворовый фасад своими необычными очертаниями напоминает о старинном шуваловском дворце.
Безумных лет угасшее веселье
(Дом № 108 по набережной Мойки)
Тем, кто любит отыскивать под многолетними наслоениями остатки старины, советую наведаться на бывшую Офицерскую (ныне улица Декабристов), туда, где между домами № 37 и 39 расположен стадион Академии физической культуры имени П. Ф. Лесгафта. Сам по себе он ничего особенного не представляет: за невысокой металлической оградой вы увидите несколько тощих тополей да кое-какие спортивные сооружения.
Однако, проникнув внутрь (что нетрудно сделать через проходной подъезд соседнего дома) и пройдя в глубь участка, вы наткнетесь на здание с тремя ризалитами; правый из них как бы «сросся» с позднейшими пристройками, а фасад загорожен домом № 108 по набережной Мойки.
В результате скрылся из виду главный корпус, ставший теперь дворовым, бывшего Демидовского дома призрения, от которого пошло название знаменитого в прошлом городского сада, привлекавшего некогда толпы «веселящихся петербуржцев». Впрочем, сад, как и усадьба в целом, появились здесь задолго до открытия в 1833 году богоугодного заведения.
Еще в первой трети XVIII века на левом берегу Мойки против Новой Голландии привольно раскинулись владения петровских сподвижников – графа П. И. Ягужинского, адмирала И. А. Сенявина, генерала И. М. Головина и барона П. П. Шафирова. Впоследствии участки неоднократно дробились, так что уже к середине столетия вместо четырех их стало девять.
