В излучине Екатерининского канала
(Дом № 101 по каналу Грибоедова)
Искать и находить в сегодняшнем Петербурге черты старого, казалось бы, безвозвратно ушедшего города – занятие увлекательное и поучительное. Помимо радости узнавания, оно дает ощущение тесной связи прошлого с настоящим, неразрывности исторического бытия.
Дом № 101 по каналу Грибоедова. Современное фото
К примеру, когда разглядываешь старинную литографию К. П. Беггрова с изображением только что сооруженного Львиного мостика на Екатерининском канале и сравниваешь ее с современной фотографией, то ясно видишь, что мы живем в одном пространстве с нашими далекими предками в двууголках, цилиндрах, киверах, в изящных полусапожках с кисточками или в лаптях и в смазных сапогах, спешащими по делам или неторопливо прогуливающихся.
К. Беггров. Вид цепного моста, построенного в 1826 году на Екатерининском канале между Вознесенским и Харламовым мостами. 1820-е гг.
Подобно им, мы проходим мимо домов, плавно огибающих излучину канала, который выглядит почти так же, как много лет назад, когда была выполнена литография. Правда, его ближайшее окружение изрядно изменилось: на месте длинного трехэтажного здания с правой стороны (с 1804-го по 1837 год там находился Мариинский институт для девочек-сирот, а потом полицейская часть) еще недавно была детская площадка, ныне же – новый дом; маленькая одноэтажная постройка выросла на один этаж и превратилась в сооружение в стиле раннего Возрождения, где до Февральской революции размещался полицейский архив.
На заднем плане по-прежнему возвышается боковой фасад Большого театра, переделанного в конце XIX века в скучное здание консерватории. Стоящий крайним слева бывший особняк архитектора Е. Т. Соколова (канал Грибоедова, 105), расширенный за счет сноса некогда существовавших ворот, как-то неуклюже расползся, утратив былое очарование. И только герой нашего повествования – дом № 101 с четырехколонным портиком и широким лепным поясом – в значительной мере сохранил первоначальный облик.
Появился он здесь, как и его соседи, в восьмидесятые годы XVIII столетия. 1 февраля 1787 года вице-полковник лейб-гвардии Гренадерского полка С. Ф. Уваров купил «порозжее» место на берегу только что одетого в гранит Екатерининского канала, а весной приступил к постройке довольно большого по тем временам дома в классическом стиле. Незадолго до этого в семье Семена Федоровича родился первенец Сережа, будущий министр просвещения и граф, идеолог николаевского «патриархального деспотизма», покоившегося на трех китах: православии, самодержавии и народности.
О его родителе известный мемуарист Ф. Ф. Вигель рассказывает следующее: «У князя Потемкина был один любимец, добрый, честный, храбрый, веселый Семен Федорович Уваров. Благодаря его покровительству сей бедный родовой дворянин был флигель-адъютантом Екатерины и под именем вице-полковника начальствовал лейб-гренадерским полком, коего сама она называлась полковником. Он мастер был играть на бандуре и с нею в руках плясать вприсядку. Оттого-то без всякого обидного умысла Потемкин, а за ним и другие прозвали его Сеней-бандуристом».
Позднее светлейший разочаровался в своем любимце, коего собственноручно вывел в люди: достигнув флигель-адъютантского звания и перестав бояться Потемкина, тот распустил некогда образцовый полк, от которого, по отзыву князя, «осталась одна наружность, и только хорошо поют гренадеры». К тому же, обладая музыкальными талантами, Уваров-старший был начисто лишен деловых качеств и, легкомысленно ввязавшись в неподъемное для него строительство, влез в неоплатные долги. В сентябре 1788 года он неожиданно скончался, едва успев закончить дом вчерне.
Вдова покойного, Дарья Ивановна, оставшаяся с двумя малыми детьми на руках, бросилась к тогдашнему фавориту Мамонову, умоляя его ходатайствовать перед государыней об уплате долгов, достигших внушительной цифры в 70 тысяч рублей, но добилась лишь незначительного пособия в 5 тысяч, пожалованных ей императрицей «на бедность».
С домом надо было расставаться. Начались долгие и безуспешные поиски покупателя; к счастью для вдовы, казне понадобилось помещение под Медицинскую коллегию, и 18 июля 1789 года главный директор оной, барон Иван Федорович Фитингоф, распорядился приобрести дом Уваровой для этой цели.
Назначение барона главой российского, говоря современным языком, здравоохранения выглядело довольно странным. Дело в том, что шестидесятивосьмилетний Фитингоф, начав свою длинную карьеру еще при Анне Иоанновне в должности адъютанта фельдмаршала Ласси, участвовал во многих походах и сражениях, а лет за тридцать до своего назначения перешел на гражданскую службу и с тех пор в качестве советника губернского правления в Лифляндии занимался чем угодно – винокурением, земледелием, скотоводством, – но только не медициной.
Вдобавок Иван Федорович обладал истинно тевтонским упрямством, не слушал ничьих советов и управлял вверенным ему ведомством исходя лишь из внутреннего убеждения. Разумеется, нашлись недобросовестные люди, вкравшиеся к нему в доверие и вертевшие стариком, как им заблагорассудится. Отвлекало барона от дел и возведение собственного дома на Гороховой (ныне дом № 2, где позднее помещалось градоначальство, а после него – грозная ЧК), которым он занимался в ту пору.
Тем не менее его пятилетнее пребывание на посту главного директора коллегии дало некоторые положительные результаты: любитель всяческих построек, Фитингоф позаботился о сооружении на Аптекарском острове двух корпусов Медико-хирургического училища «для наставления юных докторов и лекарей». Однако ему не привелось дожить до открытия своего детища…
В 1797 году император Павел «повелеть соизволил» отдать дом на Екатерининском канале вновь возобновляемой Коммерц-коллегии, ведавшей внутренней и внешней торговлей, торговыми коммуникациями и таможенными делами. Через пять лет, в связи с упразднением коллегии, Александр I именным указом от 15 января 1802 года распорядился передать занимаемое ею здание Департаменту водяных коммуникаций. Впрочем, это никак не отразилось на облике дома: вместо одних приказных пришли другие – вот и все. Так же монотонно скрипели гусиные перья и текла размеренная чиновничья служба…
Она оказалась нарушенной в 1823 году, когда сюда перевели Форстмейстерское (по-русски – Лесное) училище. История его вкратце такова.
В 1800 году для обучения молодых людей лесоводству при Морском кадетском корпусе был учрежден форстмейстерский класс, где лес, однако, рассматривался только как материал для постройки кораблей. Ограниченное число учеников делало этот класс почти бесполезным, поэтому через несколько лет его прикрыли, а взамен учредили два лесных училища: одно в Царском Селе, другое в городе Козельске.
