В первом из них в течение десяти лет, с 1859-го по 1869 год, помещался Английский клуб, а впоследствии его арендовали различные увеселительные заведения кафешантанного типа. Во втором же со временем обосновалась гостиница средней руки, и из храма искусства он превратился в обычный доходный дом. Только небывалой высоты окна напоминали о его прежнем, исконном назначении.
Манежная площадь. С открытки 1900-х гг. Второй справа – дом Д. П. Татищева
На открытке 1900-х годов с видом Манежной площади в центре, на заднем плане видна часть бывшего «татищевского музея»; рядом с ним – старый дом с треугольным фронтоном, на месте которого через несколько лет вырастет здание кредитного общества и кинематографа «Сплендид палас». А затем поодаль от него появится унылый пустырь, кинематограф превратится в кинотеатр «Рот фронт», а тот, в свою очередь, переименуют в «Родину», и на пустыре, обнесенном забором, раздастся собачий лай, и какой-то мальчик будет заглядывать в щелку, пытаясь понять, что же там происходит?
Где пролегла Бородинская
(Дома № 86, 88 по набережной Фонтанки)
Порою старый, отошедший в прошлое Петербург кажется мне чем-то вроде мифической Атлантиды, скрывшейся из виду, но не переставшей существовать в неведомых глубинах. Лишь воображение способно проникать в давно исчезнувший мир дворянских усадеб, некогда радовавших глаз зеленью садов с извилистыми тенистыми дорожками, живописными прудами и цветниками…
Дом № 86 по набережной Фонтанки. Современное фото
Проходя или проезжая по задымленному, кишащему автомобилями Загородному проспекту или набережной Фонтанки, трудно представить себе, что одна из таких усадеб находилась на месте пролегающей между ними Бородинской улицы. Там было все: и извилистые аллеи, и цветники, и пруд, находившийся у самого Загородного, или Семеновского, как его иногда называли, проспекта. Сам же усадебный дом с большой овальной клумбой перед ним стоял ближе к Фонтанке, далеко отступя от красной линии.
Дом № 88 по набережной Фонтанки. Современное фото
В январе 1813 года участок, принадлежавший в ту пору наследникам покойного обер-прокурора П. В. Неклюдова, перешел в собственность министра народного просвещения графа А. К. Разумовского (1748–1822). Граф, хотя и принадлежал к «новой аристократии», а может быть, как раз по этой причине, отличался чрезвычайной гордостью и высокомерием; в обществе даже ходил слух, что он считал себя сыном (?!) императрицы Елизаветы Петровны. Очевидно, Алексей Кириллович забыл, что его родитель в не таком уж далеком прошлом пас воловье стадо, а дядюшка, которому род Разумовских обязан своим значением, по выражению Пушкина, «пел с придворными дьячками».
Старик-гетман Кирилл Григорьевич как-то вздумал попенять другому своему, не в меру расточительному сыну Андрею, напомнив о том, что он – сын пастуха, но услышал вполне резонный ответ: «Это вы сын пастуха, а я сын фельдмаршала!»
У графа Алексея Кирилловича имелись все основания считать себя счастливым избранником, кем-то исключительным: учился он в особом, закрытом пансионе, помещавшемся в богатом доме на 10-й линии Васильевского острова. Воспитанники его имели для своего пользования книжки с золотыми обрезами, на их обложках по-французски значилось: «Академия 10-й линии». Преподавали там лучшие тогдашние профессора.
А. К. Разумовский
Позднее Алексей вместе с младшим братом Андреем отправился пополнять свое образование в Страсбург, а после этого провел несколько лет в заграничном путешествии. Вернувшись в 1769 году на родину, юноша получил звание камер-юнкера и начал службу при дворе. Через пять лет он женился на богатейшей невесте России – графине Варваре Петровне Шереметевой, но, прожив с ней некоторое время и произведя на свет четверых детей, приказал своей безвольной, склонной к ханжеству супруге покинуть дом и жить отдельно, предоставив воспитание малолетних отпрысков ему одному.
В этом проявился суровый, деспотичный характер графа, отталкивавший от него людей. Впоследствии собственные сыновья выводили его из терпения своим необузданным мотовством, с соседями же он вел бесконечные тяжбы, постепенно становясь убежденным мизантропом. Помимо законных детей, он имел еще десятерых побочных (пятерых мальчиков и столько же девочек) от М. М. Соболевской, получивших фамилии Перовских от принадлежавшего Разумовскому подмосковного имения Перово. Все его сыновья от этой связи вышли людьми известными и даже талантливыми, а одна из дочерей стала матерью поэта А. К. Толстого.
Жизнь открывала ему, любимцу фортуны, свои объятия, а он отворачивался от них, постоянно хандрил, был мрачен и подозрителен. Его снедало неудовлетворенное честолюбие: сенаторского звания ему было мало, хотелось стать президентом Коммерц-коллегии, но Екатерина II, по-видимому недовольная членством графа в масонской ложе, отклонила кандидатуру Разумовского. С досады он вышел в отставку.
При Павле Алексей Кириллович по-прежнему оставался не у дел, проживая в своем подмосковном селе Горенки и разоряясь на неслыханный по богатству ботанический сад и обширнейшую библиотеку по естественным наукам. В графских теплицах и оранжереях имелись редчайшие растения, а некоторые, дотоле неизвестные виды, звались его именем. И среди этой сказочной роскоши А. К. Разумовский сердился и брюзжал. Он не был счастлив: такие люди никогда не бывают счастливы.
Мистически настроенный граф вновь пристал к масонству, особенно оживившемуся после вступления на престол Александра I. Честолюбивые порывы в нем уже улеглись, поэтому он не сразу принял предложение царя вновь поступить на службу. Только в 1807 году А. К. Разумовский согласился занять должность попечителя Московского университета. Он осуществил ряд полезных мер, заслужив одобрение государя, а спустя три года сменил П. В. Завадовского на посту министра народного просвещения.
Назначение Разумовского встретили с одобрением. Французский посол Коленкур, скрупулезно заносивший в свою записную книжку все слухи и толки в обществе, отметил 21 апреля 1810 года: «Граф Алексей Разумовский… приехал в Петербург, чтобы взять в управление Министерство народного просвещения. Это один из самых больших и богатых вельмож России, один из образованнейших людей. Он постоянно занимался ботаникой и земледелием; у него в этом отношении самые лучшие земли империи и самые лучшие сады Европы».
