Русско-шведскую войну 1788–1790 годов Федор Федорович, как окрестили его в России, начал поручиком, а закончил майором. Чины доставались ему нелегко – каждый потребовал совершения подвига и пролития своей и вражеской крови. В одном из боев Эртель лишился правого глаза, что вынудило его уйти в отставку с пожизненным пенсионом в 400 рублей в год.
Пожар, уничтоживший все небогатое имущество отставного майора, заставил его вновь определиться на службу – на сей раз заседателем в уездном суде. Так бы и застрял он в этой мало почтенной в ту пору должности, но тут счастье наконец улыбнулось: о нем вспомнил великий князь Павел Петрович, в чьих гатчинских войсках довелось ему прослужить некоторое время, и поручил сформировать Гренадерский полк.
Три года Федор Федорович добросовестно муштровал новобранцев; но в январе 1796 года последовала отставка и недолгое пребывание на посту прокурора в Выборгском магистрате. Заняв в скором времени императорский трон, Павел вновь призывает его на службу, награждает, жалует 500 душ, а в 1798 году назначает московским обер-полицмейстером.
Следуя указам сумасбродного государя, Эртель (в то время уже генерал-майор) неумолимо преследовал запрещенные фраки и круглые шляпы, нагнав на обывателей такого страху, что те не знали, куда от него деваться. Порядок он наводил железной рукой, к чему Москва с ее патриархальными нравами и русской расхлябанностью была совсем не привычна.
Вступив на престол, Александр I тут же сместил ретивого служаку с должности, не подозревая о том, что очень скоро вынужден будет снова обратиться к его услугам. По совету своего генерал-адъютанта Е. Ф. Комаровского в сентябре 1802 года царь поставил Эртеля теперь уже петербургским обер-полицмейстером. Тот не обманул возлагавшихся на него надежд, приведя столичную полицию за шесть лет пребывания на этом посту в гораздо лучшее состояние, чем она была прежде.
Ф. Ф. Вигель в своих «Записках» охарактеризовал его следующим образом: «Эртель был человек живой, веселый, деятельный; … в нем была врожденная страсть настигать и хватать разбойников и плутов, столь же сильная, как в кошке ловить крыс и мышей. Никакой вор, никакое воровство не могли от него укрыться; можно везде было наконец держать двери наотперти; ни один большой съезд, ни одно народное увеселение не ознаменовались при нем несчастным приключением; на пожарах пламень как будто гаснул от его приближения».
Не правда ли, читая эти строки, невольно завидуешь тогдашним петербуржцам: поистине золотой век борьбы с преступностью! На посту полицмейстера Эртель обрел свое подлинное призвание и, по-видимому, рассчитывал пробыть на нем долго. Продав тому же Комаровскому за 75 тысяч рублей пожалованное покойным государем имение в 500 душ, Федор Федорович приступил к постройке на приобретенном участке большого каменного дома.
К 1806 году на Литейной улице выросли длинные двухэтажные с мезонином палаты, а рядом – почти такие же, но немного короче, слитые в единое здание (дома № 46 и 48). За ними, в глубину участка, протянулся невозделанный пустырь с огородом, упиравшийся в еще один, скромных размеров домик, купленный Эртелем у гоф-фурьера Петра Каменского и обращенный фасадом в новопроложенный Грязный переулок (ныне улица Чехова, 4). Там он и поселился, а чтобы хоть частично покрыть затраты на строительство, стал сдавать внаем достроенную половину дома на Литейной с «господскими покоями и принадлежащими к ним людскими комнатами, кухнею, погребом, каретным сараем и конюшнею».
Через два года мерное и плавное течение жизни главного полицейского столицы неожиданно делает новый поворот: его заменяют А. Д. Балашовым. Ходили слухи, что это случилось по настоянию очень влиятельного в ту пору наполеоновского посла Коленкура, обвинившего Эртеля в плохом отношении к французам. Потом опять была военная служба, участие в Отечественной войне 1812 года и заграничных походах…
Вернувшись в Россию в 1816 году, Федор Федорович энергично принялся за благоустройство несколько запущенного за время его отсутствия участка; тогда-то, скорее всего, и возникла мысль о саде. Осенью того же года в «Санкт-Петербургских ведомостях» появилось объявление: «Нужен хороший садовник, умеющий разводить сады и держать оранжерею. Таковой может отнестись в Литейную улицу, в большой дом г. Генерал-Лейтенанта Эртеля». Кстати говоря, окрестные жители уже успели переименовать Грязный переулок в Эртелев; постепенно новое название прижилось, хотя официальным стало лишь через двадцать лет.
Для сада столько времени не потребовалось: уже через два года он был готов и сдавался в аренду вместе с «большим огородным местом», принося немалый доход хозяину. Незадолго до смерти Федор Федорович продал дом, а точнее, дома на Литейной отставному министру финансов Ф. А. Голубцову (особнячок в Эртелевом переулке еще в 1816 году перешел к полковнице Белавиной), у наследников которого в 1830-м их купил граф С. Ф. Апраксин.
Ф. А. Голубцов
При нем участок в 1850-х годах разделен надвое, и дом № 46, перешедший в собственность архитектора А. Х. Пеля, начал самостоятельное существование. Память о первом владельце долго жила в названии переулка; теперь же о нем напоминают лишь несколько старых деревьев бывшего Эртелева сада.
Судьба распорядилась по-своему!
(Дом № 48 по Литейному проспекту)
Почти напротив неузнаваемо перестроенного особняка княгини Щербатовой (Литейный, 49) стоит дом № 48 с похожим фасадом. И он прежде выглядел совсем иначе: уютные барские хоромы о двух этажах, с эркером в левой части и огромным «итальянским» окном посредине упоминаются в одном из довоенных путеводителей как типичный образец богатого дворянского жилища старого Петербурга.
Дом № 48 по Литейному проспекту. Современное фото
Около сотни лет домом владели графы Апраксины, хотя в отличие от знаменитого Апраксина двора это не была их «вотчина», а благоприобретенное имение. Участок на Литейном свекор последней владелицы особняка, генерал-адъютант Степан Федорович Апраксин, купил в 1830 году у наследников покойного министра финансов Ф. А. Голубцова. В ту пору размер участка был вдвое больше и включал в себя тот, где расположен соседний дом № 46.
А. М. Апраксин (Бесящий)
