«В толпе себе подобных»
(Дом № 27–29 по Моховой улице)
Моховая – одна из старейших улиц Петербурга и уже поэтому богата историческими воспоминаниями. Но пожалуй, больше всего их связано с «домом принцессы Зельмиры», как окрестил его А. Яцевич. Он же первым рассказал в общих чертах его историю, которую хотелось бы дополнить новыми подробностями и фактами.
Дом № 27–29 по Моховой улице. Современное фото
Перенесемся мысленно на двести с лишним лет назад. В ту пору Моховая была застроена невысокими каменными и деревянными домишками, с преобладанием одноэтажных.
В 1772 году участок, занимаемый ныне домом № 27, принадлежал «штукатурных дел мастеру» Джованни (в России он именовался Иваном) Росси. Вместе со своим братом Игнацио он почти полвека прослужил в Канцелярии от строений, осуществив за это время множество лепных и штукатурных работ в домах столичной знати. Кроме того, Иван Росси в 1754–1764 годах руководил постройкой и отделкой каменного Зимнего дворца в Петербурге, а до этого – Большого Петергофского дворца.
В том же 1772 году участок приобретает вдова бывшего канцлера Михаила Илларионовича Воронцова (1714–1767). После смерти мужа, скончавшегося в Москве, она вновь поселяется в Северной столице, куда ее влекли светские наклонности и привычка всегда находиться при дворе.
Графиня Анна Карловна Воронцова (1723–1775) – дочь Карла Скавронского, родного брата Екатерины I, и, соответственно, приходилась двоюродной сестрой императрице Елизавете Петровне. Еще будучи цесаревной, Елизавета держала кузину при своем малом дворе в качестве гоф-фрейлины, а вступив на престол, выдала замуж за Михаила Воронцова и в день коронации пожаловала в статс-дамы. Спустя два года, в 1744 году, М. И. Воронцов вместе с братьями получает титул графа. Так наградила императрица одного из верных помощников при занятии ею родительского трона.
Выдвинувшись из среды заурядных, бесцветных личностей своих сестер и теток, Анна Карловна заняла видное положение в современном ей светском обществе, представляя собой одну из наиболее интересных и симпатичных женщин XVIII столетия. Будущая императрица Екатерина II, в то время еще только великая княгиня, писала о ней в 1745 году: «Графиня прелестна: чем больше видишь ее, тем больше любишь».
А. К. Воронцова
А. К. Воронцова пользовалась известностью как женщина замечательно красивая; даже во времена Петра III, когда ей было уже под сорок, она все еще считалась в числе первых красавиц Петербурга. О том, что кроме привлекательной наружности Воронцова обладала также достоинствами ума и сердца, свидетельствуют ее дружеские отношения с лучшими людьми той эпохи, питавшими к ней, как можно видеть из их писем, особое уважение.
Собственные же письма графини к дочери, относящиеся к 1761 году, когда та совершала заграничное путешествие, представляют нам Анну Карловну женщиной веселой, впечатлительной, обладавшей живым темпераментом, любительницей поболтать. При всем том она не забывает о нравоучительных наставлениях для дочери, даваемых вперемежку с заказами на покупки.
Вот одно из таких писем: «Пожалуй, друг мой, привези с собой платья, сделанные, как дамы обыкновенно носят, и в их вкусе. Я думаю, что там таких драгоценных платьев не носят, как у нас разоряются в богатых. Друг мой, прошу: перенимай все хорошее и что пристойное для тебя, чтобы здесь все увидели, как ты в молодых своих летах стараешься быть образцом добродетели. Я не сумневаюсь об тебе и тому радуюсь, что ты так счастлива, что тебя старые женщины любят. Ищи их любви и дружбы».
Как видно из этого отрывка, А. К. Воронцова, в отличие от других светских дам, недурно владела русской грамотой; что же касается житейской мудрости ее материнских заветов, то они вполне в духе своего времени. Письма изобилуют тонкими замечаниями о тогдашних театральных постановках, – Анна Карловна вообще любила изящные искусства и знала в них толк, немало повидав во время путешествий по Европе. Ее дом постоянно посещали артисты, писатели, ученые, государственные люди. Д. И. Фонвизин называет графиню А. К. Воронцову в числе первых лиц, кому он читал своего «Недоросля» сразу же после его написания.
Купив участок с ветхим строением на Моховой, Анна Карловна выстроила на нем большой каменный двухэтажный дом с девятиоконным мезонином, по проекту неизвестного пока, но, несомненно, крупного зодчего, оформившего главный фасад в стиле раннего классицизма. Характерным украшением здания служили пилястровый коринфский портик с гирляндами между пилястрами и отделанный лепниной треугольный фронтон. В архиве хранится фиксационный чертеж дома до перестройки, позволяющий оценить его архитектурные достоинства. Он сразу же сделался не только самым заметным на улице, но и одной из достопримечательностей Литейной части, о чем упоминает И. Георги в своем «Описании Петербурга».
Недолго прожив на новом месте, графиня умерла 31 декабря 1775 года, не оставив после себя детей (единственная дочь умерла раньше матери), и имущество покойной выставляется на продажу ее наследниками Скавронскими. Кстати сказать, хоронить графиню пришлось на казенный счет, потому что по вине своего деверя, Р. И. Воронцова, Анна Карловна осталась буквально без копейки, Скавронские же не пожелали взять похоронные расходы на себя.
Как часто случалось в те времена, покупатель на дом долго не находился, и еще спустя четыре года мы встречаем в «Санкт-Петербургских ведомостях» такое объявление: «В Литейной части на Моховой улице в приходе Семиона Богоприимца и Анны Пророчицы продается каменной дом… которой прежде сего был… Графини Анны Карловны Воронцовой, урожденной Графини Скавронской… а о цене спросить в доме… Камер-Юнкера Графа Павла Мартыновича Скавронского, состоящем в большой Миллионной улице у Троицкой пристани…»
Итак, на сцене появляется племянник графини, чудак-меломан П. М. Скавронский, якобы общавшийся со своими слугами не иначе как речитативом, если верить М. И. Пыляеву. Но во-первых, Пыляеву не во всех случаях можно верить, а во-вторых, к дому на Моховой Павел Мартынович имел весьма косвенное отношение, не прожив в нем, вероятно, и дня, хоть и владел им некоторое время.
С этим владением произошла, вообще говоря, довольно курьезная история. В 1780 году дом Воронцовой покупает генерал-майор Федор Матвеевич Толстой, но уже в следующем году продает его… тому же П. М. Скавронскому за 41 тысячу рублей, а тот ровно через полгода перепродает его «для казенной надобности», но уже за 54 тысячи! С казной на Руси никогда не церемонились и пользовались ею как могли. Кстати, за недолгое время владения участком Ф. М. Толстой успел его существенно увеличить за счет пожалованного ему «переулка фонтанных труб», находившегося прежде в ведении Конторы строения домов и садов. Ныне это участок дома № 29; когда-то здесь проходили трубы к фонтанам Летнего сада, а позднее был разбит довольно большой сад.
