— Вы хоть покормите меня наконец? Или сразу ребенка делать будем?
Я обратила внимание, что Егор при этих моих словах заметно вздрогнул, а потом развернулся и вышел из комнаты.
После сытного ужина, состоявшего из полной тарелки ароматного мяса, свежайшей лепешки хлеба и бокала вина, а потом — мытья в железном тазу, я улеглась на удивительно чистое, пахнущее чем-то знакомым, но неузнаваемым, постельное белье, будучи в полной уверенности, что никто ко мне сегодня точно приставать не будет. «А завтра… завтра, — мысли текли вяло, тягуче. — действие этого их „Спокойствия“ пройдёт, я их отлуплю хорошенько и убегу… к Жене!»
В полусне, а может уже и совсем во сне, я мысленно попросила его:
— Забери меня. Мне плохо без тебя.
И мне показалось, что он прошептал мне откуда-то издалека:
— Скоро. Потерпи немного. Я уже близко.
И я заснула с улыбкой, зная, что так и будет, не ощущая ноющей боли в сердце, мучавшей меня уже вторые сутки.
… Темно. Жарко. Особенно жарко рукам, обхватившим горячие широкие мужские плечи. Погладить крепкую шею, скользнуть руками в удивительно длинные волосы на затылке, притянуть его голову ближе, ближе, чтобы между нашими губами осталось всего несколько сантиметров. И прошептать:
— Же-еня… ты пришел за мной…
Не дожидаясь ответа, находясь в странном полубредовом состоянии, припасть самой к губам, чувствуя его странную нервозность. Но потом, не прерывая поцелуя, самой положить руку на его обнаженную грудь и понять, наконец, — не чувствую, не ощущаю его, не хочу… не он!
Замираю на секунду, переполняясь отвращением, и буквально силой воли заставляя себя не дергаться резко, не вырываться сразу, потерпеть, понять — вернулась ли моя сила, выждать удобный момент, а только потом сбрасывать его с себя. Меня чуть не передергивает от ужаса, когда его рука ползет, задирая майку, к моей груди и неуверенно замирает, наткнувшись на плотный слой бинтов, закрывающий, стягивающий её.
И я неожиданно слышу его участившееся только теперь дыхание, именно сейчас, когда он не может нашарить на нужном месте необходимой выпуклости! И только в этот момент обнаженным бедром (дура, зачем штаны снимала?) я начинаю чувствовать, как наливается силой мужская плоть! Его губы яростно и неприятно впиваются в мои.
Чем? Чем я его завела? Что такого сделала? А когда одна его рука, просунувшись под мое тело, начинает настойчиво мять мои ягодицы, до меня вдруг доходит и, отодвинувшись от его губ, я негромко спрашиваю:
— Ты мальчиков любишь, что ли?
28. Давид.
— Незамеченными пробраться не получится — посты расставлены плотно, мышь не проскочит.
— Что предлагаешь?
— Ну-у, — я задумался, сюда бы Антона с его головорезами, в полчаса бы уложились! — Я думаю, они здесь ненадолго. Скорее всего, отправятся в Москву утром. Нужно устроить засаду на дороге — где-нибудь до развилки. То есть на вот этом промежутке, что мы недавно проходили — иначе, кто его знает, куда они свернут!
Слепой, выслушав меня, обернулся к Монаху.
— Ты как думаешь?
— Согласен с Давидом. Других вариантов нет. Только придётся хитрость какую-то придумать, иначе их машины без спецоружия нам не остановить. Тормознуть машины, выманить наружу, а дальше — по обстоятельствам.
— Тогда давайте осмотрим местность, поищем место для засады, потом подумаем, что дальше.
Засада — это хорошо. Засада — это просто замечательно. Особенно, если у тебя есть что противопоставить твоим врагам. Я шел следом за Слепым, Монахом и телохранителями последнего и думал о том, что Земцов-то на своей территории, людей у него, судя по количеству машин возле грязной забегаловки, предостаточно, оружия, скорее всего, тоже. Заложить взрывчатку на дороге? Нельзя — есть возможность вместе с ними взорвать девчонку (до сих пор в голове не укладывалось, что я мог так лохануться и принять девушку за парня!) Использовать сына Земцова? Мне казалась странной тишина в здании, где расположились люди Земцова — ни суеты, ни ругани! А ведь, по сути, получается, что на задании был брошен единственный сын самого президента Москвы, и главный должен был бы устроить разгон своим бойцам! По меньшей мере, судя по слухам о жестокости последнего, нужно было бы ожидать казни командира отряда или хотя бы публичной порки! Но нет, тишина…
И парень этот… Ведет себя так, будто свой в доску! С ребятами шутит, ржет, за одним столом сидит… Разговоров о возвращении к отцу не заводит. О судьбе своей дальнейшей не спрашивает… Я остановился, как вкопанный. И бросился бы к тому месту, где были спрятаны наши машины, и где осталась большая часть бойцов, но вспомнил о своих обязанностях по охране Слепого.
— Пророк, можно тебя на минуту!
Он прекратил разговор с Монахом и тут же отошел вместе со мной в сторону.
— Что ты хотел, Давид?
— Я тут подумал… Тебе не кажется странным поведение Земцова-младшего? Ты ему давал какие-либо гарантии сохранения жизни, возвращения невредимым к отцу?
— Нет. Ничего не обещал. Да он ничего и не просил!
— Почему он нас не боится?
— По-началу боялся, я это чувствовал. А сейчас…
— Вот-вот, сейчас он освоился и считает себя чуть ли не своим! Как так?
Слепой задумался. Он, похоже, совсем не думал о парне! Упускать из виду такие вещи! Подобное было совсем не похоже на нашего Пророка, поэтому я и рискнул спросить:
— Пророк, что с тобой происходит? Ты какой-то странный, не такой, как обычно.
Он молчал. Я, в принципе, не ждал ответа — мы никогда не были слишком уж близки. Он — главный, я — подчиненный, ни больше, ни меньше. Но он все же ответил:
— Я слышу ее. Она зовет меня. Ни о чем другом думать не могу, только о том, что ей больно сейчас.
— А как ты вообще сумел понять, что она… ну, что не парень это?
— Ты не поверишь, но мне уже все равно стало, кто это — парень или девушка, меня к ней тянуло, чувствовал ее так, будто… ну моё это, для меня… понимаешь?
— Хм… не совсем. То есть ты, — меня вдруг накрыл приступ неудержимого, рвущегося из горла смеха. — Ты бы и с парнем смог?
Я сдерживался изо всех сил. Терпел, но понимал, что вот-вот засмеюсь и окончательно испорчу наши отношения. Но он вдруг сказал с улыбкой:
— Сам в шоке. Слава Богу, что все-таки девчонка. А ты не ржал бы, а придумал что-нибудь. Как спасти ее? Как вытащить оттуда? Есть идеи?
— Есть одна. Но сначала нужно с Егоркой побеседовать. Пошли?
Приближаясь к месту, где расположился Земцов, к его сыну приставили двоих парней, связали за спиной руки, но в передвижениях не ограничивали — он на виду, от моих парней далеко безоружный не уйдет. А рот… даже если кричать будет — до кабака далековато, никто не услышит. Но он, судя по всему, никуда и не собирался! Более того, он неплохо себя чувствовал, стоя возле машины Гайки и мило ей улыбаясь. Ускорившись, я успел разобрать кусок их разговора:
