— Так, вы все подстроили? Вы Ее неспроста наняли? И ты, подлец, с ней заигрывал специально, чтобы меня позлить?
— Нет, сыночек, ты все неправильно понял…
— Рома, успокойся!
Сначала я хотел поорать на них, потом разбить что-нибудь, жаль, ничего подходящего в машине не оказалось. Но скоро понял, что должен их благодарить. Они как-то узнали, что Аля мне нравится (следили за мной, что ли?) и договорились с ней. Чего я ору?
— Где она работает? Я так понимаю, что она не сиделка по профессии?
— Да, братец, ты — идиот! Неделю жил с девушкой под одной крышей и даже о такой мелочи не спросил!
— Я еще больший идиот! Я даже ее фамилии не знаю!
— Ну, слушай, непробиваемый придурок! Благодари Бога, что у тебя такой умный брат! Иванова Алевтина Николаевна, сотрудница банка, 27 лет, русская…
Я удивился дважды. Во-первых, я думал, что ей от силы 21–22 года, во-вторых, что она… ну, медсестра, например… Видимо, мой вид был настолько пришибленный, что Матвей не сдержался и протянул:
— Да-а-а, чем же ты занимался неделю? Троллил ее? Чему теперь удивляешься? И как только она умудрилась человека в тебе разглядеть?
— Что это значит?
— То и значит, что со мной в кафе не пошла — сказала, что ей ты нравишься, а я — нет. А я ведь рисковал собой, можно сказать! Вдруг бы она в меня влюбилась? Я-то во всех отношениях у тебя выигрываю — красивый, умный, добрый, веселый. Нет, она тебя выбрала! Но ты и тут умудрился девчонку упустить!
Я покосился на мать. Она делала вид, что что-то разглядывает в окне и не слушает нас.
— Я не хочу с тобой обсуждать свою жизнь.
— Подожди, через пару дней будешь звонить и умолять меня ее найти. А я еще поломаюсь!
— Ни за что.
— Увидим.
Тут мама тоже решила вставить свои пять копеек.
— А я вот думаю, что тебе, Рома, нужно на Владу внимание обратить! Посмотри, какая женщина — все при ней! И к тебе сразу примчалась…
— Мама, прекрати! — прокричали мы в один голос с Матвеем.
Но в аэропорту мы прощались с Матвеем так, как будто бы и не ругались вовсе. Было видно, что он переживает. Мне показалось, что даже украдкой вытирает глаза. Напоследок он все-таки сам сказал:
— Ромка, я найду ее. Как только найду, она тебе позвонит. Давай, брат, удачи!
* * *
Ох, как же страшно! Веки-то повязкой закрыты, темнота вокруг! А когда ее снимут, увижу ли я что-нибудь? Эта мысль мучила больше, гораздо больше, чем боль. Ныла рука от самого плеча и до кисти. Болела голова тупой неотвязной болью. Неимоверно жгло глаза! Даже ранки на лице и ладони второй руки беспокоили, как жужжащие мухи, постоянным непрекращающимся жжением. И это при том, что мне кололи обезбаливающее! И еще было одно странное ощущение… Мне казалось, нет, это же не может быть правдой…А во главе всего этого разнообразия оттенков неприятных ощущений — чувство, что я стопроцентная дура!
Ведь никогда же не была размазней! Сколько лет воевала с Маринкой и Витькой! И не сдалась! А тут какую-то (как назвать-то ее? то ли от боли, то ли от злости на саму себя, в голову приходили исключительно неприличные слова) испугалась!
— Теть Галь, дайте мне, пожалуйста, телефон!
— Держи, Алечка! Конечно, я и не подумала, что тебе нужно позвонить!
— Наберите мне маму!
Она поколдовала с аппаратом и… вложила мне в руку маленькую штучку с кнопочками!
— Это что, теть Галь?
— Телефон, Аля, что же еще?
— Это ваш что ли?
— Ну, твой-то пропал. То ли потерялся во время аварии, то ли спер его кто? Я не знаю.
Пока ждала ответа, изводила себя одной только мыслью — не смогу ему позвонить! Номер-то в телефоне был! А-а-а! Прямо ломка какая-то! Ведь не раз такую фигню у Маринки наблюдала! Страшные муки! Вот и меня ломало сейчас без него. А боль физическая только усиливала страдания.
С мамой поговорить мне не дали. Ей нельзя было волноваться, потому что только-только начала приходить в себя. Но дядя Ваня успокоил меня, сказав, что маминой жизни ничего не угрожает.
Скоро пришла медсестра. Пришли снимать повязку! Из-за травмы головы мне нельзя было вставать и поэтому меня не повезли в процедурную — делали все в палате. Тут-то я пережила настоящий ад! Молилась про себя! Даже доктор не был уверен, что я смогу видеть! Меня посадили, стали разматывать бинты. В некоторых местах на лице, голове и даже на веках бинты прилипли к коже. Пришлось сжать зубы, чтобы не кричать, когда их отрывали. Спустя несколько минут доктор сказал:
— Все, можете открывать глаза!
Больше всего хотелось не подчиняться. Потянуть этот страшный момент. Вдруг, если подольше посидишь с закрытыми глазами, все быстрее прийдет в норму и я быстрее выздоровею? А может, отказаться? И так посидеть пока?
— Открывайте! — повторил доктор. Что ж он такой нетерпеливый? У человека, может, жизнь рушится!
Но делать нечего, нужно же подчиняться. Открыла. Вижу! Огромного бородатого мужика в белом халате и высоком колпаке на голове! Так была рада, что чуть не бросилась к нему обниматься! Если бы силы были, так бы и сделала. А может, вот такие перепады настроения — это результат травмы головы? Главное, с ума не сойти, а-то меня вон как из вселенской грусти в безумную радость бросает! Даже о боли забыла!
Только… Почему это моя голова такая лёгкая? Да нет, этого не может быть… Просто у меня — повязка, а волосы под ней. А как же рану бинтовали — по волосам что ли? Так ведь нельзя, наверное?
Доктор посветил мне в каждый глаз по-очереди фонариком. Задал несколько вопросов о самочувствии и собрался выходить.
— Доктор, а волосы? Мне что, волосы отрезали?
Я еще не верила в это.
— А как же вы хотели, милочка, вам, между прочим, рану на голове шили? Вам вообще, сильно повезло, что рана эта не сильно глубокой оказалась. Что за люди, она зрения могла лишиться, а плачет из-за волос! Волосы — не зубы, милочка, отрастут.
Он вышел из палаты. Тетя Галя тоже что-то говорила. Я не слушала… На кого я теперь похожа! Я и до этого-то красавицей никогда не была, а теперь…
* * *
Сон? Мне снится сон? Какие приятные ощущения! Мое тело гладят нежные руки. Трогают бицепсы на руках, скользят выше, пальцами пробегают по шее… И вот уже эти пальцы кругами, сужающимися к соскам, чуть касаясь, двигаются по груди.
Еще несколько секунд и к рукам присоединяются губы. Горячие влажные трепещущие… Губы эти прокладывают дорожку от ключицы и вниз, вниз, останавливаются ненадолго на сосках, прикусывают, посасывают каждый по очереди. Знаю, чувствую, что она не остановится здесь надолго, что цель другая, что цель несколько ниже. И эта цель уже готова и ждет ласки.
