Вот оно что! Ну, Владка, убью тебя, только прийди! Как бы только себя не выдать! А-то так и хочется написать, что это не Светка, а я, собственной персоной!
«Я возле своего дома опомнилась. Решила вернуться, подождать его на скамейке возле подъезда. Не заметила машину. Водитель не заметил меня. Короче, пришла в себе через сутки в больнице с черепно-мозговой травмой и сломанной рукой. Телефона нет. Попросить сходить к нему, некого. Номера не знаю. Да и не хотела, чтобы он меня вот такой видел».
Что-о? Она под машину попала? Не знаю, сколько сидел, обхватив руками голову. Мало мне Вадима, которого я из-за машины потерял, так и она? И меня снова не было рядом с человеком, которого я люблю! Я с Владой уехал! Девочка моя, что тебе пришлось пережить! А ведь ты думаешь, что я, сволочь такая, совершенно к тебе безразличен! Не искал! Не нашел! Улетел… Блядь! Как быть-то теперь? Она вернуться хотела, потому что не поверила Владе, меня хотела выслушать. Значит, доверяла…
«Как ты сейчас себя чувствуешь?»
«Нормально. Потихоньку прихожу в себя. Есть, правда, одна проблема, но ничего, я уже смирилась».
Долго ждал ответа, но она вышла из сети. Ночью мне снова снился кошмар. Тот самый. Только вместо Вероники Алька рядом сидела. И тоже… вместе с Вадимом. И в конце, перед самым рассветом мой личный похоронный марш.
Эта грустная сага никогда не закончится,
Мне не надо и надо, ты — мое одиночество,
Я не драматизирую, я держу тебя за руку…
Хорошо, что маму отправил домой. Вчера улетела. Она ведь так радовалась, что я выздоравливаю, что встаю — здесь буквально через день после операции начинают поднимать. Не дают лежать совсем. Она так радовалась, что кошмаров больше нет…
* * *
Выхожу из сети, потому что тупо кончается траффик. А жаль, так хотелось с кем-нибудь поделиться своей бедой. Тем более — рассказать чужому, незнакомому, но такому сочувствующему человеку, как Света. Ведь не с кем поделиться — мама далеко и ее нельзя расстраивать, Лизка мала еще, подружка Леська замужем, ребеночка родила два месяца назад — ей точно не до моих проблем! А со Светой я могла бы подружиться — сразу видно, что она — хорошая! Плохие люди зверюшкам помогать не будут! Не успела даже листовку от нее получить. Ну, ладно, завтра, наверное, сделает.
Мой Ромео спал на подушке рядом с Лизиной головой. Такой красавчик! Загляденье!
А я снова не могла заснуть! Сама себя растревожила этими разговорами. Вспоминала его — самого красивого, самого замечательного в мире. И думала, как же жаль, что не удалось тогда забеременеть от него! Была бы у меня маленькая частичка моего Ромочки! Мальчика с такими же карими глазками… Как бы я любила его! А так, я снова — одна. Хотелось выть, не плакать, а именно выть, вцепившись в одеяло, сжав зубы. От боли, от одиночества, от тоски, от любви к нему… Никому не нужной любви. Сдерживала себя, беззвучно роняя на подушку слезы — нельзя Лизу пугать. Так и заснула в слезах.
Утром отвела Лизу снова к соседке. Поехала по адресу, который дал мне Сергей.
Сначала со мной побеседовал главный врач. Он сказал, что у Марины наблюдается прогресс, и сейчас уже она находится в клинике добровольно. Сколько будет продолжаться лечение, он точно сказать не может — это индивидуально для каждого. Родственникам разрешают звонить ей, посещать — раз в неделю. Все необходимое — одежда, медикаменты, предметы первой необходимости выдаются здесь, входят в общую стоимость. Мне, конечно, было неудобно, что за столько дней никто из родных к ней не пришел. Я это и сказала доктору. Он ответил, что первое время они сами ограничивают общение с родственниками — понимают, сколько бед больной человек причинил. Понимают, что родственники тоже часто живут на взводе и даже предлагают им бесплатные консультации своих психологов. От консультации я отказалась. Меня волновал вопрос оплаты. Доктор сказал, что полный курс был оплачен в тот же день, когда Марина поступила в клинику. И ничего сверх этого им не нужно. Я попросила показать мне реквизиты счета, с которого поступил платеж и обозначить сумму. Но оказалось, что эту информацию здесь хранят в тайне.
Потом мне разрешили встретиться с Мариной. Как я волновалась, идя по коридору в больничном халате, выданном мне медсестрой! В палате она лежала одна (Рома заплатил по высшему разряду. Как же мне долг ему вернуть-то?) Когда я зашла, она сидела на стуле возле окна. Обернулась. Наверное, не поверила своим глазам. А мне ее так жалко стало — она же просто болеет, она же сама себе не рада! Она вскочила со стула — и ко мне бегом! Вцепилась мертвой хваткой, твердит что-то. Ничего не понимаю, ничего не могу разобрать! Пакеты с гостинцами прямо на пол покидала, сама ее обняла. Долго стояли обнявшись посреди комнаты. Она о маме, о Лизе спрашивала. Я рассказывала. Даже мною поинтересовалась — почему я в платке хожу. Рассказала ей все — она ж мне не чужая! Снова плакали. Она прощения просила. Говорила, что понять не может, как до такого состояния опустилась. Потом про Витьку спросила. Я обещала у Сергея узнать, как он (вот ведь, дурная, даже не сообразила это сделать, когда он приходил!)
Уходила из клиники с радостным чувством. Позвонила по дороге маме. Она уже со мной могла понемногу разговаривать. Порадовала и ее. Решила, что в следующий раз к Марине обязательно с Лизой поеду — нужно материнский инстинкт у сестры вырабатывать. И Лиза сколько может без матери расти? Сейчас вернусь, обед приготовлю и посмотрю, что там Света мне прислала…
20
А Света постаралась: сделала листовки в цветном и черно-белом варианте. Котейка мой так замечательно получился на них — лучше, чем на моих фотографиях. Наверное, она в фотошопе умеет работать.
Утром распечатаю и расклеивать с Лизой пойду. Хорошо хоть на работу не надо — благодаря больничному, отпуск продлился еще на две недели.
Света в друзья просится, в сети сейчас. Примем дружбу, конечно. Так, нужно ее поблагодарить за листовки.
«Светик, привет! Сразу видно, что ты — мастер! Такие замечательные листовки получились! Спасибо!»
Буквально через несколько секунд приходит ответ.
«Не за что, Алевтина! У тебя интересное имя — как тебя сокращенно зовут?»
* * *
Больше всего меня интересует, чем она занималась целый день. А особенно — скучала ли по мне. Я вот целый день о ней думал и вечера ждал, чтобы хоть в обличье этой, как там ее, пообщаться. Но приходится начинать издалека.
«Меня мама в честь бабушки, своей мамы так назвала. Все Алей зовут. Был, правда, один парень — он говорил, что меня можно на американский манер Тиной звать».
Та-ак, это что еще за гондон нарисовался на горизонте? Хорошо, хоть «был», а не «есть».
