Наше «но» было очень простым. Вам надо быть нами, чтобы понять то, что с первого дня поняли мы: счастье не любит чужих глаз. Мы приходили в офис работать. В Конторе Саша был лидером, я его ведомой. Он называл меня по имени, я его по имени-отчеству. За исключением тех ночных разговоров в его кабинете, мы ни разу не зашли на запретную территорию. Мы никогда не ходили вместе обедать. Мы не прятались за закрытой дверью. Мы не подгадывали свои отгулы так, чтобы они совпадали. Мы приезжали в Контору только порознь и уезжали всегда врозь. По большому счёту, это не было притворством просто личное отсекалось. Счастье действительно не любит чужих глаз. За эти два месяца мы научились его беречь. За эти два месяца мы прожили почти целую жизнь.
Третьего ноября, в пятницу, сбежав по ступенькам крыльца, я тщательно заперла «Купер» и, оглянувшись, быстрым шагом направилась к знакомому дворику на Кржижановского. Саша мигнул фарами, я села к нему в машину.
Б-р-р, холодно. Подышала в ладони, потянулась к нему, хотела обнять его, но заметила его напряженный, сосредоточенный взгляд. Что? не поняла я. У меня руки холодные?
Нет, он улыбнулся и показал на часы. Шереметьево, напомнил он.
Точно, пристегнулась, пощёлкала кнопками «МП-3». Нашла «Je suis malade» Лары Фабиан. Покосилась на Сашу. Он поморщится и покачал головой: «Не пойдёт».
«Согласна».
Поискала «Tonight» «Reamonn». Посмотрела на Сашу. Он одобрительно кивнул и нажал на газ. Я, тихо мурлыкая в такт припеву, наблюдала, как за окном убегают от меня фонари, дома, деревья, прохожие, но иногда ловила на себе всё те же быстрые взгляды Саши.
Что-то не так? всё-таки повернулась к нему. Он покачал головой и опять сосредоточенно углубился в свои мысли. Казалось, Васильев решал какое-то сложное уравнение: то хмурился и грыз губы, то жёсткая линия его рта расслаблялась, а пальцы уже спокойно ложились на руль. Но в душу к Саше я больше не лезла. За те два месяца, что мы были вместе, я уже успела выучить: если Саша захочет, он сам мне всё скажет.
Серебристая «бэха» хищной акулой вырвалась на Ленинградское шоссе и устремилась в сторону Шереметьево. Как грибы после дождя, по сторонам трассы стали вырастать подсвеченные щиты с рекламой авиакомпаний и гостиниц, обслуживающих Шереметьево. Разглядывая их, я размышляла о том, что Саша опять улетает, и я все выходные буду постоянно держать на зарядке мобильный, чтобы по тридцать раз в день подбегать к телефону, боясь пропустить его звонок, смс-ку или письмо. И что, когда Саша будет нервничать там, за тысячи километров от меня, то я буду сходить с ума здесь, в Москве, потому что я впервые в жизни поняла, что это значит ощущать другого.
Когда ты любишь, то самое трогательное в человеке это его недостатки, а самое удивительное его глаза. И я точно знала, что в понедельник вечером я снова приеду сюда, в Шереметьево, чтобы снова стоять в шумном зале аэропорта и выглядывать из толпы его неимоверно-усталые глаза, которые вспыхнут и станут отчаянно-счастливыми, когда он увидит меня.
А ещё я думала о том, что завтра я сделаю то, что может сделать либо глупая девочка, либо взрослая женщина, которая любит любит сильно, любит по-настоящему. Я прекращу принимать противозачаточные. И хотя так неправильно, и это всё-таки должны решать двое людей, но, если я забеременею, то я оставлю этого малыша. И хотя я совсем не знаю, сойдёт ли Сашка с ума или сойдёт с ума от нежности ко мне, но моя кровь уже никогда не будет принадлежать другому мужчине, а у меня навсегда останется частица души Саши.
Приехали, Васильев запарковал машину в первый свободный «карман», закинул на плечо сумку. Легонько сжал мою ладонь, и мы быстрым шагом направились вверх по чёрному, скользкому от дождя, пандусу. Проскочив стеклянную «вертушку» дверей, я прошла через рамку металлоискателя. Саша поставил на «ленту» сумку, прошёл первый нехитрый контроль безопасности.
Лион, стойка регистрации номер пятнадцать. Я стояла и читала табло, где были указаны рейсы. Пойдём?
Подожди.
Обернулась, поймала острый и напряженный взгляд Саши.
Слушай, я не хотел, чтобы это получилось скомкано, на бегу… но… в общем, вот. Саша протянул руку, и в мою ладонь легло что-то холодное, металлическое и тяжелое. Хотела взглянуть, но Саша обернул пальцы вокруг моей руки.
Что там? удивилась я.
Ключи от моего дома. Теперь твои. Помнишь, где я живу?
Помню. Но я не понимаю, зачем…
Этаж восьмой. Код сигнализации дата и год твоего рождения. Желтый ключ от верхнего замка, белый от нижнего.
Что? вспыхнула я. Послушай, это вовсе не обязательно, я ведь не ставила тебе условий, и я…
Наташа, синие глаза вспыхнули, впились в моё лицо и заставили меня забыть, как дышать, мне больше не нужен весь этот потрясающий космос. Да, мне очень нравится наше настоящее, но я хочу, чтобы всё наконец встало на свои места. Я не хочу продолжения я хочу будущее. Я хочу возвращаться домой и видеть там тебя. Я знаю, как я к тебе отношусь, и я точно знаю, что мне нужна именно ты. Но я до сих пор не знаю, что ты ко мне чувствуешь?
Саша, я…
Нет, подожди, он нетерпеливо тряхнул головой. Это сложно понять, ещё сложней объяснить на бегу, но я тебя очень прошу: подумай, кто я тебе, и если ты уверена в том, что тебе нужен именно я, то вечером, в понедельник приезжай не сюда, в Шереметьево, а ко мне домой. Только так я могу надеяться, что тот откровенный разговор, который я задолжал тебе, сможет закончиться хорошо… Приезжай ко мне, слышишь? Из Шереметьево я сам на такси доберусь… Всё, пока. Пока, малыш. Я напишу, как прилечу. Саша обхватил ладонью мой затылок. На секунду прижал к себе, быстро поцеловал, развернулся и зашагал к стойке. Сжимая его ключи, я смотрела ему в спину.
«Мне не надо думать! Я же люблю тебя…»
* * *
Суббота и воскресенье пролетели, как один день. Всё, что мне запомнилось, это то, как я с чашкой чая стояла у окна, глядя на чёрно-белый лес, и представляла, что пройдёт всего несколько часов, и я переступлю порог дома Саши. Поднимусь на восьмой этаж и отопру его дверь теперь уже своими ключами. Скину пальто, неторопливо пройдусь по пока ещё пустым комнатам, замирая от предвкушения его шагов. Дотронусь до шкафов, в которых он хранит свою одежду. Постою у окна, загляну на кухню. И, может быть, я смогу понять Сашу лучше, увидев то, что окружает его каждый день.
Устав бродить по комнатам, найду какую-нибудь книгу и пристроюсь с ней на диване, но, перелистывая страницы, буду следить за стрелками на часах. И наше будущее наконец обретёт определенность, когда в замке двери прошелестит его ключ, или же он позвонит в дверь. И я, поднявшись навстречу ему, запомню каждую деталь: как радостно вспыхнут его глаза; как он, скрывая неловкость, чуть резко дернет на меховой парке «язычок» молнии. Как шагнёт ко мне, и его ладонь прижмётся к моей щеке, а от его взгляда сожмётся сердце, когда я скажу ему о любви.
«Господи, я прикусила губы, я прошу тебя: только не мешай мне. Пусть всё идёт, как идёт. Ты же видишь, как я его люблю, и что я всё для него сделаю. N'aie pas de regret нам не о чем жалеть».
