Сев на кровати, взяла в руки телефон, посмотрела на пропущенные звонки, мысленно ахнула и набрала Вадику.
Привет, ты живая? выдохнул Шевелёв. Слушай, я тебе вчера четыре раза перезванивал, но ты не брала трубку. И я решил, ты снова исчезла.
Нет, я не исчезла. Просто рано заснула. Я откинулась на подушке, заложив руку за голову. Слушай, есть дело.
Давай, Вадик довольно хохотнул.
Я сегодня возвращаюсь домой. Хотела спросить, ты не мог бы забрать мою трудовую книжку и в понедельник со мной пересечься?
И всё?
И всё.
А книжка уже у меня.
Правда? Вот ты молодец! А как добыл?
Секрет фирмы. («Может, Ленку убил? понадеялась я. Хотя маловероятно.») А я думал, ты звонишь, потому что по мне соскучилась, в своей излюбленной манере подначил меня Шевелёв.
И ты правильно думал, я попыталась подладиться под его тон.
Ну раз так, то я могу тебя и в аэропорту встретить.
А я в Домодедово прилечу.
Замечательно!
Тогда записывай рейс. Я прилетаю в пять вечера. Продиктовала Вадиму цифры, он весело ответил, что всё записал. Сославшись на дела, положила трубку. Уставилась в потолок. И, сунув кулак в рот, отчаянно разрыдалась.
Посёлок Скулте, рижский аэропорт. Вся семья в сборе: мой братец, жена отца и папа. Кристиан стоит, завернув ноги в спираль, и с ироничной ухмылкой рассматривает, как наш папа Боря, сурово хмуря брови, в сто пятый раз тревожным голосом просит меня обязательно позвонить, как только я прилечу в Москву. После поцелуя в щеку (и обязательного поцелуя в лоб: когда я была маленькой, он так укладывал меня спать), отец, вздохнув и пряча глаза, передаёт меня на руки тёте Риты. Та наклоняется ко мне. Мне очень хочется отстраниться и отступить, но здесь и отец, и Кристиан, и эта женщина жена одному и мать другому. Запах её духов и её влажное и горячее дыхание неприятно щекочут мне кожу.
Прости меня, неожиданно шепчет она и быстро сжимает ладонями мои плечи. Виновато заглянула мне в лицо: Прости. Слышишь, прости? И спасибо тебе за Кристиана.
Я молча киваю. Женщина выпустила меня из объятий, и, вытирая ладошкой слезы, отошла. Мой ответ суховат, да? Что ж, однажды мы, может быть, станем с ней подружками. Сядем на кухне уютным вечером, нальём чай в кружки, возьмем по прянику и примемся до рассвета каяться в своих грехах. Вот только это будет уже в другой жизни в той, где я смогу не только простить, но и забыть ей то, что в миг моей слабости она заставила меня забыть, что у меня было два брата.
Иди сюда, мелкий, я поворачиваюсь к Кристиану и распахиваю ему объятия. Дай, обниму тебя.
Что? Опять эти бабские нежности? Мать, ты ещё слезу здесь пусти… Угомонись, а? Люди всё-таки смотрят!
Папа моментально возмущенно краснеет. Тёта Рита ахает и прижимает руки к щекам. Я закатываю глаза и натягиваю шапку на нос Кристиана.
Приезжай в Москву, шепчу я ему на ухо. Он своим хриплым шёпотом находит моё:
А ты обещай мне, что, если тебе потребуется моя защита, ты позвонишь мне, а не будешь больше разводить нюни. Я тогда сам его найду.
Ты это о чём? сглатываю я. Кристиан ухмыляется:
Ты знаешь.
Очередь в самолёт. Час двадцать пять и я в Москве. Таможенный контроль в Домодедово, и, наконец, я выхожу в зал ожидания. Выхватив из толпы взглядом Вадима, махнула ему. Его лицо вспыхнуло от радости, а моё сердце виновато кольнуло.
Привет, путешественница! Смеясь, Шевелёв протянул мне элегантный и милый букетик белых роз.
Спасибо, приняла цветы.
«Ну зачем ты их купил? Ты же мог принести всё, что угодно, хоть те же астры. Но зачем ты решил подарить мне именно белые розы?»
И это всё? деланно обиделся Вадим, даже не поцелуешь старого сослуживца?
Конечно, поцелую. Я привстала на цыпочки, вежливо чмокнула его в щёку. Мои губы скользнули по мягкой и прохладной коже его щеки, пахнувшем чем-то сладким и не моим. И тут я окончательно поняла: я ничего к нему не чувствую. Он хороший, он милый, но я не смогу полюбить ни его, ни кого-то другого. Попыталась отстраниться и почувствовала, как меня держат руки Вадима. Не понимая, чего он хочет, заглянула ему в глаза.
Я скучал… Ты даже не представляешь, как я скучал, Шевелёв качнулся ко мне, наклонился, дотронулся до моих губ дыханием и иллюзия дружбы закончилась. Меня обнимал мужчина, который ждал меня, который был влюблён в меня и который имел полное право рассчитывать на взаимность, раз я первым делом позвонила ему. Наташа…
Я как очнулась. Резко уперлась одной ладонью в его грудную клетку, где гулко билось его сердце, второй осторожно накрыла его рот.
Вадим, не надо.
Шевелёв вздрогнул. Заглянул мне в лицо и, кажется, всё понял. Разжал руки, которые, как плети, повисли вниз.
Я не он? спросил помертвевшим голосом.
Да, ты не он, тихо ответила я.
«Ты не он. Просто я люблю его, и эта любовь никуда не ушла. И хотя я не даже знаю, сколько ещё это продлится час, год, вечность, эту или ещё другую жизнь, если она будет, но есть только один способ оторвать меня от него, это моё убийство. Как бы глупо или высокопарно это ни прозвучало».
Вадим, не злись на меня. Но я не могу. Пряча глаза, я присела на корточки и принялась преувеличенно-тщательно заправлять букетик роз в карман свой сумки. А кстати, подняла взгляд на Вадима, решив переменить тему, а как там в Конторе?
Шевелёв молчал. Он стоял и разглядывал меня с каким-то странным выражением. У меня даже на минуту закралось сомнение, а видит ли он меня и, вообще, слышит ли?
Вадик? осторожно окликнула я.
Вадим моргнул, и его лицо стало очень спокойным и отрешенным, словно то, что сейчас произойдёт, должно было раз и навсегда разделить нас.
Васильев сегодня уезжает во Францию. Сказал, что не вернётся. Кстати, он велел тебе кое-что передать.
Что? Я медленно поднялась. Что ты сказал? Погоди, ты о чем? Вадим, кто не вернётся?
В ушах зашумело, я невольно схватилась за колонну. Дёрнула шарф на шее стало нечем дышать. Вадим, продолжая так же грустно и спокойно меня разглядывать, вытащил из кармана пальто маленький сверток.
Вот. Он оставил это для тебя.
У меня пересохло в горле и оборвалось дыхание. Остатки моего показного спокойствия скатилось с меня, как шелуха, и отправились прямиком в ад, когда я, дрожа, протянула ладонь, и в неё легло что-то почти невесомое. Но первое, что выхватили мои глаза, это была надпись, сделанная карандашом тем самым почерком, который я могла воспроизвести и по памяти: «N'aie pas de regret».
«Не надо, не сожалей». Пароль любви.
Трясущимися руками развернула обёртку и перед моим взглядом возникла крошечная фигурка: король Карл Четвертый статуэтка, которую можно было купить только на Карловом мосту.
