«Это мне за Ларису», моментально соображаю я. Закатываю глаза, Павлова независимо вздёргивает подбородок. Впрочем, наши забавы заканчиваются, как только Ивантеев, освободившись от роз, поворачивается к нам с Вадимом.
А…? хмурится он, вопросительно поглядывая на «балерину».
А это руководство Конторы, Павлова всё-таки вспоминает о своих прямых обязанностях и представляет нас Ивантееву. Задумчивый взгляд директора прокатывается по мне, потом по нарядной коробке в руках Вадима. При виде «сюрприза» в стальных глазах директора мелькает любопытство и искренний интерес, которые он искусно прячет за седыми бровями.
Рад знакомству, Ивантеев решительно подаёт мне ладонь.
Взаимно. И с днём рождения, подлаживаясь под его тон, отвечаю я, пожимая его жёсткие пальцы. Рука у директора мозолистая, цепкая. И это прикосновение почему-то вызывает в моей памяти почти забытое, почти стёртое временем воспоминание…
Это было десять лет назад. Тогда я впервые собирался в Париж.
Меня не будет два года. Всего два года, папа! Я в модных кроссовках и дорогих джинсах расхаживаю по скрипучим половицам старого родового дома. Отец, подперев кулаком подбородок, неодобрительно следит за мной. Это мой шанс. Ну как ты не понимаешь?
Это ты, Сашка, не понимаешь! доносится до меня сердитое. Покумекай своей головой: у тебя родители оба «сердечники». О чём ты вообще думал, подписывая этот контракт?
О чём? Да о вас с матерью! Развернувшись, я утыкаюсь взглядом в отцовскую переносицу, чтобы не видеть бритвенно-острых глаз. Синих. Непримиримых.
И что же ты думал, м-м? изгибает брови отец.
Как вас из этой дыры вытянуть. Папа, как вы жили? Что вы вообще видели в своей жизни? Твою железную дорогу? Продмаг, заполненный местными алкоголиками? Раздолбанное пианино и танцы в доме культуры? А по большим праздникам поездку за сто десять километров в Иркутск, да?.. Пойми, жить надо нормально. Для этого я и ввязался в контракт, потому что это мой шанс. Тот самый шанс один на миллион. Шанс, чтобы выбраться из этой дыры. Шанс, чтобы заработать. Шанс, чтобы накопить денег, купить квартиру в Москве и перевезти туда вас с мамой. И я смогу, вот увидишь. У меня всё получится. Я…
«Я»? Я, я, я… Ты думаешь только о себе. Впрочем, как и всегда, Сашка. Слова ударили меня точно под дых, и я захлебнулся воздухом.
Что?
Ты меня слышал, отрезал отец. Франция, Москва… м-м… Иллюзии всё дурацкие. Я думал, ты вырастешь и остепенишься. А ты всё такой же, отец удручённо машет рукой.
Папа!
Всё, Сашка. Разговор окончен. Я тебе всё сказал, а ты поступай, как хочешь.
Отец тяжело поднимается из-за стола. Помедлив, аккуратно поставил стул на место и ушёл. Закрылся от меня дверью. Отгородился, как делал это всегда. Психанув, я начал собираться в обратную дорогу. Провожать меня вышла только мама. Покосилась на окна в кружевных занавесках, за которыми она знала! отец неодобрительно следит за ней.
Не обижайся, Саша, прошептала она. Он тебя любит.
Это он тебя любит, горько усмехнулся я. А меня он терпит. Я его вечное разочарование.
Мама вздохнула и всё-таки притянула к себе мою голову, поцеловала, заглянула в глаза:
Ты пиши нам, ладно? Если звонить будет дорого, то просто пиши.
Тогда я не знал, что вижу её в последний раз. Я был в Париже, получал первую зарплату, когда у отца случился инфаркт.
Он не выживет… Я знаю… Приезжай попрощаться, прошептала мама.
Мама, я… Мама, я! Я ещё что-то кричал в трубку, но связь оборвалась. Я никогда не испытывал ни такой пустоты, ни такой боли. Мне хотелось завыть, ослепнуть, ударить себя удавить за упрямство, за самолюбие. За то, что я знал, на что шёл, и всё равно сделал всё по-своему.
Отец всегда говорил, что чем сильнее желания, тем страшнее расплата за них. Выскочив из французской компании, я понёсся на стоянку такси. Сообразив, что на RER будет быстрей, слетел вниз по лестнице. Стоя в поезде, вцепившись в поручень, глядя в тёмное, холодное и безмолвное окно, я молился первый раз в жизни. «Господи, пусть только он выздоровеет. Пусть только она это переживёт…» В аэропорту на коленях валялся, прося билет на первой рейс до Москвы. Сев в кресло, стиснув зубы, сцепив дрожащие пальцы, я мысленно подгонял и небо, и самолёт. Я уже был в аэропорту Иркутска, когда мне позвонили соседи родителей и торопливо, боясь потратиться на дорогой разговор, сообщили, что отец умер, но мама ушла первой. Она всегда боялась, что переживёт отца. И Бог, который не принял мою молитву, исполнил желание мамы. Потом были двойные похороны и обезлюдевший дом. Зеркала, задёрнутые чёрным. И фотографии бесчисленные снимки, мои и моих родителей, которые я срывал со стен, обдирая в кровь пальцы.
Вот то прошлое, которое помню я и которое меня не отпускает. Вот цена, которую я заплатил за настоящее. И вот та самая, единственная и верная любовь, которую видел и знал я…
Моя рука невольно вздрагивает, и Ивантеев удивлённо глядит на меня. Но я давно уже научился «держать лицо». Терпение, самообладание и умение видеть главное вот три моих лучших качества.
Разговор серьёзный, но я постараюсь долго вас не задерживать, с учётом праздника, спокойным, ровным голосом произношу я.
Ну, это уж как пойдёт, бросив на меня последний любопытный взгляд, Ивантеев поворачивается к Вадику.
С днём рождения, бодро рапортует Шевелёв и крепко пожимает протянутую ему директорскую длань.
Ух, какая хватка, фыркает Ивантеев. Небось спортсмен, да?
Вадик покрывается краской, я вежливо улыбаюсь, а Павлова, нахмурившись, наблюдает за мной. За неимением лучшего меняю позу и поворачиваюсь к ней спиной.
Лара, меня ни для кого нет, между тем строго говорит Ивантеев. Ну, разве что из Министерства позвонят, важно добавляет он. Прошу! Директор указывает на «кожаный уголок».
После вас, Наталья Борисовна».
4
«Ну что, за знакомство? Ухватив цепкими пальцами пробку, Ивантеев ловко расправляется с ней и наклоняет бутылку над пузатыми бокалами. В кабинете немедленно разливается аромат виски, смешанный с запахом хорошего кофе, поданного расторопной Ларисой. Положив ногу на ногу, Васильев невозмутимо наблюдает за манипуляциями Ивантеева. Вадим неловко ёрзает, но под взглядом начальника покорно оседает в кожаные недра кресла.
Наташа, Ивантеев протягивает мне первый бокал. Я виновато улыбаюсь.
Я… начинаю объясняться я.
Наталья Борисовна за рулём, невозмутимо сообщает Васильев, принимает бокал за меня и ставит его в свою ладонь.
А-а… На девушку, значит, вся надежда? Ивантеев бросает вопросительный взгляд на Вадима, потом на Васильева. Последний едва заметно кивает, и директор завода вручает Вадику второй бокал.
Ваше здоровье.
С днём рождения.
